А + Д =? История еще одной первой любви

Цветы – это, наверное, неплохо.

– Вам помочь? – В мои размышления врывается вопрос флориста.

Закусив губу, еще раз окидываю взглядом магазин и нахожу то, что откликается теплом в моей внутренней пустоте.

– Вот этот, – показываю на букет из желтых цветов, упакованных в желтую бумагу на пару оттенков темнее.

– Герберы, хризантемы, мимоза, – перечисляет флорист.

– Наверное, – пожимаю плечами. Она понимающе улыбается и вынимает букет из вазы.

– Это все?

– Нет. Нужен еще один. Можно тоже желтый? Только цветы другие, чтобы не повторялись.

– Если немного подождете, я соберу.

– А у меня есть варианты? – смеюсь я.

– Желтая роза, фрезия, – показывает она.

Вскидываю руки и качаю головой, всем своим видом показывая, что я правда не шарю. Это все равно, что я сейчас начну ей перечислять: нокаут, нокдаун, апперкот. Свинг, мать его! Больше чем уверен: с ним у этой малышки будет пошленькая ассоциация, а это тоже удар из родного бокса. Но грузить ее мне не хочется, я соглашаюсь на предложенный вариант. И даже на сушеный апельсин в качестве украшения. Смотрится в целом очень даже неплохо. Мне нравится.

Расплачиваюсь. Выхожу на жару и быстро иду к машине. Разместив букеты на соседнем сиденье, сначала еду домой.

Черт, у девочки из цветочного так отбит нюх или она из вежливости промолчала? Даже я чувствую, как от меня несет потом после тренировки. Но в принципе похер. Мне от ее мнения ни холодно, ни жарко.

Паркую машину у подъезда, забираю оба букета и поднимаюсь к себе. Букет для Дили пока оставляю в прихожей. Мамин крепко сжимаю в руке и иду извиняться.

Она пьет чай на кухне. Заплаканная. Глаза красные, нос опух, губы искусала.

– Извини меня, – протягиваю ей цветы. – Твой сын дурак.

– Ты не дурак, Арсик. Но это было отвратительное поведение. Так нельзя с людьми, понимаешь? Это на ринге вы колошматите друг друга. Ради бога! Но жизнь – это не твой ринг, а люди не соперники. Ты не можешь так с ними поступать.

Вот тут я бы поспорил. Есть такие люди, которых хочется живьем закатать в асфальт. Просто маме на пути они не встречались. Она же не знает, в каком мире теперь живет ее единственный сын.

– Я извинился, – напоминаю ей. – Правда, погорячился. Мы тебя вылечим. Обещаю, мам.

– Иди сюда, дурной мальчишка. – Шмыгнув носом, она тянет ко мне руки. Подхожу, обнимает и прижимается губами к виску. – Опять весь потом пропах. Спортсмен, – устало смеется. – Ты мне лучше пообещай, что будешь держать себя в руках.

– Ну мам…

– Пообещай. Мне так будет спокойнее.

– Это нечестно, ты в курсе? – недовольно смотрю на нее. – Хорошо, я постараюсь, – сдаюсь.

– И на том спасибо. Голодный?

– Нет. Мне в душ надо и отъехать. Там букет в прихожей. Ты не поставишь пока в воду?

– Букет? – Улыбка мамы становится хитрой. – Для друга?

– Не начинай, – прошу ее.

– А я что? Я молчу. Иди уже отсюда, – мягко толкает меня в грудь.

И вроде легче. И кажется, что у нас все нормально. Прохладный душ остужает тело и голову. Окончательно гаснет злость, уступая место предвкушению. Я даже придумываю пару предлогов, чтобы задержать Дилю рядом с собой на этот вечер. Просто так. Как человека, в компании которого мне приятно находиться. С которым у меня получается немного говорить. Но все эти предлоги приходится отодвинуть на завтра или послезавтра. Все будет зависеть от исхода сегодняшнего ночного боя.