Трофей для зверя

– Не боишься на ночь оставаться со мной в одном помещении? – насмешливо бросил он ей в спину.

Только насмешка была недоброй и больно царапнула что-то внутри.

– Нет, – она равнодушно пожала плечами, опускаясь на край кровати, – если ошейнику хотя бы покажется, что ты мне угрожаешь, он тебя парализует. А если я ночью услышу какой-нибудь звук с твоей стороны, то с превеликим удовольствием тебя высеку. Я ясно выразилась, андракиец?

– Более чем.

Мел улеглась на жесткую подушку, подсунула ладонь под щеку и, натянув колючее одеяло до самых ушей, прикрыла глаза, совершенно не уверенная в том, что сможет заснуть. Слишком остро чувствовалось в комнате присутствие зверя.

Ей снился сон.

Заброшенная деревня возле изгиба лесной реки. Со всех сторон подступает молчаливый лес, тишину которого боятся нарушать даже шумные сороки…

Все, что сохранилось, – это десяток полуразрушенных домов, небольшая часовня с покосившимся навершием, да водяная мельница чуть поодаль. Кругом сочная темная зелень. Природа жадно отвоевывала территорию у бывшего поселения – мох поднимался по трухлявым стенам, сквозь окна пробивалась тонкая ясеневая поросль, а на одном из домов прямо на коньке крыши гордо цвел куст лестной бузины.

Мимо развалин, плавно уводя в лес, петляла узкая, едва заметная тропинка. Со всех сторон к ней подступал жесткий осот, крапива и настырный лопух, цеплявшийся репьями за платье. В траве тревожно стрекотали кузнечики.

Но стоило только ступить под сень деревьев, как все затихло. Ни дуновения ветра, ни смущенного гула шмеля – ничего. День стремительно угасал, уступая место ночи, и если бы не сотни, а может, и тысячи светлячков, то скользившую мимо деревьев-великанов тропку невозможно было бы рассмотреть.

Они росли все ближе и ближе, буквально наваливаясь друг на друга, а потом внезапно расступились, являя взгляду поляну, прижатую к крутому горному склону, возле которого лунный свет вычертил остов обвалившейся охранной башни с темными провалами узких бойниц. Наполовину рассыпавшиеся остатки лестницы вели к сорванной двери, за которой клубилась зловещая тьма. И в этой тьме проступали еще более темные очертания фигуры.

Тихие шаги, шорох, пробирающий до самых костей.

А потом в глубине загорается янтарь. Пронзительно-яркий, полный ярости и злости, готовый сокрушить любого, что встанет на пути.

Вздрогнув, Мелена проснулась и, прижав руку к беснующемуся сердцу, уставилась шальным взглядом в потолок. Минуты утекали сквозь пальцы, но дыхание никак не выравнивалось и испарина по-прежнему покрывала стройное тело. Она чувствовала себя так, будто ее пропустили через мясорубку, в висках надрывно пульсировала кровь, и отчаянно хотелось пить.

– Плохой сон? – внезапно раздался насмешливый голос.

– Твою мать…

Он вздрогнула и резко села, уставившись на пленника, который сидел, привалившись спиной к стене.

Забыла! Спросонья напрочь забыла о том, что он здесь.

Кхассер лениво усмехался и из-под полуприкрытых век сверкал янтарем. Таким же ярким как тот, во сне.

Спустив ноги с кровати, Мелена потерла лицо, пытаясь прогнать остатки кошмара. Потом легко соскочила и отправилась в купальню, а когда вышла обратно – была уже полностью одета в привычный черный костюм и на ходу заплетала темные волосы в тугую косу.