Как приручить училку

Училка моя покраснела, но взгляд не отводила.

– Ты студент, а я преподаватель, Барсов! И немедленно оденься!

– Ты мой бывший преподаватель… – одеваться я не собирался, наоборот, планировал уровнять счет в количестве одежды с Ариной в свою пользу.

– Это против правил! Всегда было против правил!

– Каких правил? – удивился я. – Мы не в универе. Я нравлюсь тебе, ты хочешь меня, и это взаимно. У тебя выбора нет – будешь моей, Родионовна! Сейчас или завтра. Разницы нет. Все равно моей будешь.

– Барсов, я замужем! – ахнула она.

– У всех, Арина Родионовна, свои недостатки. А если серьезно, я тут выяснил – разводишься ты. Так что убегай, не убегай, все равно догоню и…

– И что?

– И женюсь на тебе, училка! – выдал я неожиданно даже для себя.

Хорошо меня накрыло. На века! Попробовал на вкус последнюю фразу и понял, что отторжения она не вызывает.

Я не был противником брака, но и адептом семейных ценностей тоже не был. Я просто жил и получал удовольствие от жизни, пока одна не в меру привлекательная преподавательница снова не вернулась в мою жизнь. Эпично так вернулась, с тайнами Мадридского двора и в одном полотенце.

– Как ты выяснил, что я развожусь? – уперла она руки в бока.

– Усатый твой сказал, – пожал я плечами, – пока я его унижал целый лестничный пролет. Арина, зачем он тебе?

Временно не стал пояснять, что теперь она точно разводится, даже если до этой минуты не собиралась.

– Спать! – отрезала она. – Каждый в своей кровати! Ясно? И даже не думай меня соблазнять!

– Зря отказываешься. Сон, Родионовна, он для слабаков, вместо него есть много других потрясающих занятий. Ты же была замужем, должна знать. Или вы, как пенсионеры, в двадцать два нуль нуль спать ложились по строгому режиму?

– Я не стану обсуждать с тобой свою интимную жизнь.

– Прекрасно, давай обсудим нашу с тобой? – оптимистично предложил я. – Или я снова пристану с вопросами про гостиницу и паспорт.

– Отдай сумку, – потребовала она.

– Зачем?

– Хочу снять соседний номер и выспаться, – с придыханием сообщила она.

– Спи тут, – разрешил я.

– Тогда ты иди в соседний.

– И я не пойду. Родионовна, ну, признайся честно, тебе же понравилось целоваться там, в коридоре?

– Понравилось, – добила она.

Ударом в солнечное сплетение одним словом дух выбила.

– Но повторять мы не будем!

Нокаут!

– Не говори «гоп», Родионовна, – нашел я в себе силы дерзко ей ответить.

Игнорируя болезненную пульсацию, скривился и лег в постель, напоминая себе, что нужно дышать.

Даже фашисты так не издевались, как она! Гуманнее было меня сразу расстрелять, а не лечь на соседнюю кровать прямо в одежде. В метре от меня.

Смотри, но не трогай…

Она отвернулась, сжалась в комочек, а мне безумно захотелось лечь рядом и прижать ее к своей груди. Приласкать, как котенка, потому что вдруг пришла совсем сумасшедшая мысль, что ей, возможно, плохо, страшно или больно, хоть и храбрилась она и вид неприступный делала. Я, конечно, мог после такого приступа слабоумия и отваги не выжить, но…

Даже возбуждение отступило от новых неожиданных порывов. Я смотрел в потолок и вспоминал слова влюбленного Багратыча, слушая, как дыхание Родионовны выравнивалось.