Когната

Небо постепенно темнело, на нем стали возникать редкие мелкие искры. Чем дальше, тем больше их становилось. В какой-то момент Константин вслед за Когнатой поднял глаза вверх и замер. Абсолютная бездна, полная теплого огня, дружелюбно смотрела на него сверху вниз, притом что по сравнению с ней Константин был чем-то вроде молекулы – не больше.

– Наверно, если в этом мире и воюют, то только днем, – сказал Константин, – потому что, ну, как это здесь делать ночью, если такое…

– Увы, – разочаровал Максим Сергеевич. – Еще как воевали, еще похлеще нас. Пока успокоились, но неизвестно, надолго ли. Сейчас, так посмотришь, вроде бы ничего такого не намечается, но до этого-то боже упаси что творили. Если я тебе рассказывать начну, ты и не поверишь, до чего они додумывались, до чего дошли, как выковыривались из той бездны, куда попали… Это как говорить, что, если бы на Земле остались бы только люди или только драконы, все войны разом бы прекратились, потому что воевать стало бы не с кем. А меж тем история показывает, что мы и друг с другом горазды сцепиться. Но что это ты о войне? Ты ее вообще видел? Сколько тебе было тогда? Лет десять? Ты ж в эвакуации был.

– Да, – подтвердил Константин, не отводя взгляда от неба, – в эвакуации.

Когда Косте исполнилось семь, его отправили в пионерский лагерь. В восемь он поехал на каникулы к бабушке с дедушкой, и такое лето понравилось ему больше: он мог есть когда хотел, купаться, когда придет в голову, а еще в деревне ни о каком сон-часе не было и речи. Приходилось помогать в огороде, ну так и что? Зато не нужно было участвовать в соревнованиях отряд на отряд или ходить парами на завтрак, обед, ужин. Много чего можно было не делать. Именно по этой причине девятилетний Костя загодя, еще в марте, стал проситься в деревню на все лето. Бабушка с дедушкой, судя по письмам, лишь обрадовались, что внук на целых три месяца окажется у них. Да и родители не сильно противились: им теперь не требовалось готовить сына к летнему отдыху, собирать ему всякую мелочевку в чемодан, как то: мыло, расческу, зубную щетку и прочее, что Костя мог потерять в первые дни лагерного отдыха среди оболтусов, похожих на него. Любая одежда подходила для жизни в колхозе, парадную форму не стали складывать в чемодан, а оставили отвисать в шкафу. Родители не скрывали, что рады не ездить каждые выходные с гостинцами черт знает куда, вместо отдыха дома и городских развлечений, положенных им после трудовой недели.

Мама самую малость выражала беспокойство:

– Новости вот только тревожные, не началось бы чего.

Папа успокаивал:

– До границы сто километров, чего ты волнуешься? Да и, если что, так врежем в ответ, что мигом до мегаполиса укатятся. Такого пинка дадим, что забудут, как летать! Это раньше, когда у них аристократы полную власть имели, могли ужас на нас наводить, а сейчас, думаю, драконы – те, что из рабочего класса, – вмиг на нашу сторону перейдут, и покончим мы с этими империалистическими гадами раз и навсегда!

Словом, Костя поехал в деревню, через неделю началась война, и деревню, где он гостил, стремительно оккупировали драконы, дедушку с бабушкой сожгли за сотрудничество с партизанами, сожгли бы и Костю, но один из рыцарей-драконов попросил остановить казнь: