Кружок экстремального вязания

– А как вы это определили? – удивилась я. – Ничего же не видно, ни рук, ни ног, ни лица. Затянутое в резину тощее тело. Распознать пол этого человека невозможно.

– Согласен, – кивнул Володя. – Но у этого тощего тела есть талия и слегка округлые бедра. Можно предположить, что это все-таки женщина. Но видно кое-что, что бывает лишь у парней.

Никанор улыбнулся.

– Владимир, вы правы. Понимаете, Евлампия, подобную одежду не натянуть на брюки, рубашку, юбку или платье, ее можно надеть только на голое тело. А у сильного пола ниже пупка есть то, чем он больше всего гордится. Существует приспособление, его называют «ракушка», оно используется для того, чтобы прикрыть данный орган, когда одеваешься в обтягивающую одежду.

– Очень уж незваный гость худой, – заметила я. – Никанор Михайлович, вы говорили, что охрана никого не пропускает.

– Без моего распоряжения никого. Просто сказав «меня пригласил Глазов», в поселок не попадешь, – подтвердил психиатр. – Мне следует лично звонить дежурному.

– Похоже, секьюрити не особо внимательны, – сделал вывод Володя, – один пролез-таки.

– Багажник машины проверяют? – осведомилась я, глядя, как «червяк» шагает по коридору. – Задние сиденья осматривают?

– Естественно, – кивнул профессор. – В поселок каждый день въезжают люди, которые работают в Амаровом Пруду. И конечно, прикатывают к жителям и гости, и прислуга.

– Похвально, что вас так хорошо охраняют, – улыбнулся Володя. – А как обстоит дело с автомобилями самих обитателей?

– М‐м‐м… – промычал Глазов. – Интересный вопрос. Когда я въехал в Амаров Пруд, охрана не делала различий между гостями и владельцами особняков. Был лишь один нюанс: посторонние открывали багажники на въезде и выезде, а постоянные обитатели делали это лишь тогда, когда желали попасть домой. Никто не возражал. Но месяц назад господин Лукин устроил скандал, кричал, что досмотр машины является нарушением его личной свободы, закатил истерику, пообещал обратиться в суд. И теперь жители Амарова Пруда въезжают на территорию, не задерживаясь у шлагбаума.

– Ой! – подпрыгнула я. – Смотрите, что он делает! Открывает встроенный шкаф!

– Это буфет, – поправил меня Никанор. – Я купил готовый дом без отделки, одну коробку. Пригласил Марка Коравалли оформить интерьер. Он дизайнер, его посоветовала одна моя Дульсинея, сказала: «Талантлив, цену не заламывает». При первом знакомстве молодой мужчина сообщил, что его пра-пра- и так далее деда вызвал из Милана купец Рябчиков. Тот возвел дом в Москве, захотел его оригинально отделать, украсить, но не пожелал обращаться к русским специалистам, потому что считал дурновкусием парчовые драпировки, тяжелые ковры и буфеты, похожие на корабли. Рябчиков играл на скрипке, ценил живопись, литературу, слыл человеком тонкого вкуса. Поэтому он выписал из Милана Филиппа Коравалли. Мастер был, как сейчас говорят, дизайнером, работал для очень богатых владельцев недвижимости. Он потом остался в России, женился, Марк – его потомок.

Никанор улыбнулся.

– Понятно, что я незнаком с купцом Рябчиковым, тот уже давно на небесах. Но когда Марк начал рассказывать про торговца, понял, что мы с ним родственные души. Терпеть не могу драпировки в стиле «дорого-богато», и буфеты, которые занимают полстоловой, тоже мне не по вкусу. Но куда деть чашки, тарелки и прочее? Коравалли прекрасно справился с задачей. В стене сделал глубокую нишу, обшил ее досками, прикрепил дверки. Сверху они стеклянные, снизу деревянные, чуть выпуклые. Получился буфет в стене, который не съел ни сантиметра площади.