Безупречный злодей для госпожи попаданки
Еще думаю о том, что, как только окончательно поправлюсь, меня отведут в сарай в дальнем углу двора. Там расположена кузня, и там мне выжгут на запястье знак принадлежности хозяину. Почему-то умереть мне было не так страшно, как ожидать то, что меня пометят, словно скотину. И напряженно, ежеминутно думать о том, что если со мной это случится, я могу снова перестать хотеть жить…
Сегодня я иду по очередному коридору, который может вывести куда угодно, и ищу библиотеку – надеюсь, тут есть хоть что-то подобное. Я не знаю, умею ли читать и писать на местном языке, поэтому собираюсь проверить это. Не понимаю, для чего мне это нужно – вряд ли в этом мире грамотные рабыни в большой цене. Тут котируется совсем другое – молоденькие красотки без языка. Но что-то подсказывает мне, что выяснить это нужно.
За очередным поворотом навстречу мне вылетает девушка в сером платье рабыни. С силой толкает меня, так что я отлетаю к стене и снова бьюсь своим многострадальным затылком. Смотрю ей вслед и вдруг узнаю – это та самая, что приходила ко мне. Сказала, что она любимая женщина господина Али, потребовала не лезть к нему в постель и толкнула меня.
Сейчас девушка торопливо семенила по коридору, прижимала к лицу ладони и выла, словно раненое животное. Ее черные волосы уже не струятся по плечам блестящим водопадом, а неровно обрезаны почти под корень и торчат некрасивыми клочками. На ногах у нее потертые тапки, заменившие собой изящные сандалии с разноцветными ремешками. Тонкое запястье с темной отметиной клейма больше не украшает серебряный браслет…
– Что ты здесь делаешь, Федерика? – резкий голос, прозвучавший словно щелчок кнута, заставляет меня вздрогнуть.
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на равнодушно глядящие на меня голубые глаза – возле одной из дверей, скрестив на груди руки, стоит Али.
Сколько мы не виделись? Недели четыре, наверное. Кажется, он похудел. Лицо осунулось, скулы заострились, странным образом сделав его еще мужественнее и красивее. Кожа потемнела, а волосы, наоборот, стали светлее, будто он много времени проводит на солнце. Я молчу, рассматриваю его, даже не подумав склониться в положенном поклоне, хотя знаю, что обязана это сделать. Но я не могу – какая-то сила заставляет меня стоять, гордо выпрямив спину и смотреть ему в глаза.
– Я задал тебе вопрос, Федерика. Или в мое отсутствие тебе все-таки отрезали язык?
– Не беспокойся, работорговец, мой язык на месте – тебя ведь здесь не было, так что ему ничто не угрожало.
Али дергает щекой, обнажает зубы в жестокой ухмылке и неспешно идет ко мне. У него такое выражение лица, что я начинаю пятиться, пока не упираюсь спиной в стену. Едва удерживаюсь от того, чтобы зажмуриться от страха, когда он нависает надо мной, и кляну свою несдержанность. Али так близко, что я остро чувствую его запах – душистый табак, мускус и ярость. Не выдерживаю, закрываю глаза, и тут же звучит окрик:
– Смотри на меня!
Двумя пальцами он толкает мой подбородок вверх, заставляя поднять лицо. Долго скользит по нему ничего не выражающим взглядом. Затем с силой стискивает мне челюсти: