Предатель. Мы (не) твои
А Демид решил исправиться, письмо прощальное мне написал. Урод. Сообщения слать весь месяц ничего не мешало, а сегодня все, сегодня парень уже женат.
Что–то колет в сердце, прохожу в комнату и наконец–то переодеваюсь. Платье помято, волосы представляют собой один большой колтун, и лицо как у панды. Руслан однозначно издевался, когда звал на свидание.
Захожу в ванную и с наслаждением становлюсь под теплые струи воды. Какое счастье, что сегодня выходной, я бы физически не смогла делать вид, что все нормально, а изливать душу целому офису – плохая идея. Хорошо, только Кристина знает, с кем я год жила, с остальными коллегами я не настолько сблизилась, будет не так морально тяжело, если вдруг вчерашний выпуск новостей смотрела не одна я.
Ох, как же все–таки унизительно. Мне кажется, брось меня Демид по–человечески, было бы гораздо легче, но этот элемент глобального обмана и именно что унижения…
Закутываюсь в халат и бросаю взгляд в зеркало, теперь я выгляжу гораздо лучше, но не успеваю выйти из ванной комнаты, как к горлу подкатывает приступ тошноты.
– Что ж так плохо–то, неужели несвежее съела, – бормочу, чуть придя в себя.
Выползаю наружу из ванной и падаю на кровать. В голове пустота, вокруг меня пустота, в желудке теперь тоже пустота. Надо заполнить хоть какую–нибудь из пустот.
И на безымянном пальце теперь пустота, но эту я точно не буду заполнять.
Заставляю себя встать и поплестись на кухню. Удивительно, но теперь во мне резко просыпается зверский голод, как будто мой организм тоже решил избавиться от связи с Волчанским, а теперь жаждет наполниться новым без присутствия Демида в нашей жизни.
Наскоро перекусив, мой взгляд падает на кружку Волчанского, я дарила ему ее на двадцать третье февраля, она именная, с его фотографией, заморочилась тогда, считала лучшим мужчиной на свете. Обвожу взглядом кухню и понимаю, что таких деталей много: вон там любимая тарелка Демида, в той кастрюле я варила ему суп, а на столешнице у нас была близость.
– Ни черта я не очистилась. Выжигать из меня Волчанского и выжигать, – произношу вслух, чтобы не впадать в очередной приступ уныния.
Ясно одно, я нормально в этой квартире не смогу находиться. Нужно что–то делать, а пока хотя бы выйти на улицу проветриться, в понедельник на работу, а я бледнее гейши в гриме. Отсутствие кольца и без того заметят, но надо хотя бы попытаться сделать вид, что это я инициатор расставания, а, значит, и жалеть меня не нужно.
Одеваюсь в спортивный костюм и выбираюсь на улицу. Ходить я люблю, да и район подходящий, десять минут – и я в главной лесной артерии города, брожу по облагороженному дорожками парку среди высоких деревьев, намерено стараюсь обходить центральные аллеи с развлечениями и скоплением людей, но забываю о популярной достопримечательности в глубине парка.
Недоуменно притормаживаю, увидев группу людей с камерами, попросту не понимая, что они могут здесь снимать. Фильм, что ли?
Но, к сожалению, нет, не фильм. Или фильм, но не для всех. Я сталкиваюсь взглядом с центральной фигурой съемок и затравленно замираю.