Холодов. Операция развод

Я была замужем 2 года. Никогда до свадьбы, а уж тем более, после неё, я ни на кого так не реагировала.

Он волновал меня каждым жестом, словом, решением. Будил во мне женщину, говоря о совершенно неэротичных вещах. Холодову было достаточно позвать, и я бы побежала следом.

Это осознание меня потрясло. Повернув голову к стене, я старалась вернуть себе самообладание. Избавиться от дурманящего воздействия Холодова. Потому что его власть надо мной пугала.

Успокоившись, снова посмотрела на врача. Теперь он смотрел на меня нахмурив брови. Сердился, но всё держал под контролем. Не допускал сбоев.

– Вот на этом и остановимся, Ксения Сергеевна. Я говорю – вы исполняете без разговоров. Поверьте, я буду действовать исключительно в ваших интересах.

Пока Холодов сидел за столом и объяснял, как называются мои переломы, я чувствовала себя спокойно. Он говорил ужасные вещи, но я их воспринимала нормально. Предыдущий врач был ещё пессимистичнее.

Мне собрали предплечье в лангету и проводили из травмпункта со словами: «Привыкайте обходиться без левой руки». Но и тогда я не расстроилась из-за перелома. Боялась, что Матвей ударит доктора, потому что орал он ужасно.

И теперь я тоже никак не могла осознать всей серьёзности ситуации. Мне казалось, что всё это происходит не со мной. Ведь так ужасно у меня просто не могло быть!

Когда я не двигалась, я не чувствовала ничего, даже боли. А вот взгляд Холодова ощущала каждой клеточкой своего тела. В какой-то момент он опустил глаза к ноутбуку, а я закрыла свои.

Он что-то печатал с одинаковой скоростью. Не изменился звук от нажимания кнопок. Но в какой-то момент меня обдало леденящим вниманием. Когда я открыла глаза, Холодов, продолжая печатать, смотрел на меня не мигая.

Потом упёрся локтями в стол и замер. Красивый мужик. Не смазливый, а мощный. Уверенный. Он не просто смотрел. Он сканировал меня, просвечивал насквозь.

Но не для того, чтобы ударить побольнее. Он словно просеивал меня через собственное сито. Оценивал мгновенно, точно, грамотно. Выискивал недостатки конструкции. Выбирал крепкие опоры.

Только у меня их не осталось. На снимке, который мне показали в травмпункте, кости предплечья стали кучкой осколков. Моя душа разбилась ещё сильнее. Была перемолота в песок, растёрта в пыль.

Но Холодов так не считал. Почему-то я знала, что сломленную пациентку он бы не взял. Значит, во мне осталось что-то живое, способное откликаться на оценивающий взгляд нереальных синих глаз.

В стерильном медицинском кабинете, без малейшего намёка на симпатию или флирт, при идеальном соблюдении врачебной этики, я вся дрожала от взгляда врача, в руках которого оказалось моё будущее.

Мне было так тепло, словно его сильные руки касались моей кожи. Гладили плечи, ключицы, спускались за край ворота. Скользили по ставшим острыми соскам.

У меня пересохли губы. По спине несколькими волнами скатились будоражащие мурашки. Опоясали талию, скользнули по ягодицам и колкими искрами опалили бёдра.

Холодов даже не прикоснулся ко мне, не сказал ни единого слова, а я уже была готова на всё!