Семиозис

Однако мы все думали именно так. Я ушел в лабораторию. Рамона с Граном молча проводили вскрытие под тихий гул хроматографов и компьютеров. Мертвые женщины лежали в углу, накрытые простынями. Я отвел взгляд и взял с полки кулера фляжку. В ней был открытый мной сок, бродивший в каких-то корнях. Анализ показал, что он не токсичнее дешевого земного вина, а вкус у него был кислый и масляный.

Сока было немного, но его хватило для тех, кто горевал сильнее всего. Ури поднял чашку из серой глины со словами: «За Кэрри, Зию и Нинию, которые уже не увидят будущего Мирного Содружества». Он осушил чашку, словно стопку водки, и швырнул в очаг. Она раскололась. Чашку сделала Зия. Другого гончара у нас не было.

Я поцеловал Паулу на прощанье и минуту разминал ей плечи. Она не ляжет спать, пока все не получат утешение, а потом, как наш метеоролог, подготовит прогноз – и только потом уснет. Я устал, а встать мне предстояло до рассвета, меньше чем через пять часов коротких суток Мира. Мне как ботанику колонии для работы нужен был дневной свет.

Паула легла в постель – и еще спала, когда меня разбудил будильник. Я поспешно его выключил, надеясь, что не разбудил ее, но она повернулась и тесно прижалась ко мне.

– Мне снились дети, – сказала она.

Мы много говорили о детях. Они будут расти при местном притяжении, поэтому окажутся ниже ростом, адаптируются к среде, будут принадлежать Миру. Только Миру. Ее Ирландия и моя Мексика ничего для них не будут значить. Я обнял ее крепче.

– Мир станет домом.

Я лежал неподвижно, зная, что она обычно резко просыпается, но не менее быстро засыпает. В темноте я плохо видел хижину, которая теперь была нашим домом.

Мы не рассчитывали на рай. Мы ожидали, что будут трудности, опасности и, возможно, крах. Мы надеялись построить новое общество в гармонии с природой, но с момента нашего прибытия уже девятнадцать человек погибли из-за несчастных случаев и болезней, в том числе и те трое, которые умерли накануне по непонятной причине.

Когда ее дыхание стало ровным, я выскользнул из постели. Холодный воздух шлепнул меня по голому телу. Я тихо оделся и вышел на улицу. Наша площадь была размером с небольшое футбольное поле, и по двум ее сторонам мы собрали домики из дерева, кусков посадочных модулей, камней, глины, парашютов и древесной коры. На третьей стороне располагалась лаборатория, под которую отвели специальный посадочный модуль.

Четвертая сторона площади оставалась открытой и смотрела на поля, где росла единственная осина, обернутая снежной лианой. Ветки лианы свисали, словно ветви плакучей ивы. Зия решила, что это похоже на живую скульптуру, назвала ее Снеговиком и поливала. В предрассветных сумерках он походил на призрака, стоящего на страже у нашего поселка. Над ним яркой звездой сиял Свет – коричневый карлик, вращавшийся вокруг Солнца, а наш Мир занимал их точку Лагранжа. Свет был достаточно ярким, чтобы его было видно даже днем.

Я прошел мимо углей у Зии в очаге. По соседству был загон, где жила пара пушистых зеленых травоядных размером с обычную кошку, они подскочили к решетке, чтобы посмотреть на меня. Мерл был специалистом-животноводом, и они стали его экспериментом по одомашниванию. Венди назвала их фиппокотами в честь придуманного ею в детстве зверька с розовым носом и загнутым хвостом, хотя мне казалось, что они больше походили не на кошек, а на кроликов. Со временем мы создадим четкую таксономию представителей местной биологии. Мы все решили, что самого важного назовем в честь Стивленда Барра – первого нашего погибшего. Я намеревался дать имя пшенице.