Семиозис

– Одна только слизь. Никакой дифференциации тканей. Если разрезать на двадцать частей, получишь двадцать слизней.

Мерл обнаружил источник ревущего клича из трех нот.

– Похоже, я нашел нам большого кузена наших приятелей-фиппокотов.

Он вернулся перед самым ужином и сидел за столом, рассказывая довольно спокойно, но рубашка у него была пропитана потом. Он гладил устроившегося у него на коленях фиппокота, словно желая убедиться в его покорности. Все знали, что он не склонен к неуместной тревоге, и потому слушали внимательно.

– Если надо описать одним словом, то сказал бы «кенгуру», но это не совсем то. Гигантский кенгуру, если использовать два слова: намного выше меня, и, судя по их гнездам, они способны сшибать деревья. Кажется, они вегетарианцы, как этот наш добрый друг, – возможно, питаются корнями… и хотелось бы верить, что когти у них для рытья, но размером они с мачете. Я видел стаю примерно из десяти особей, но не стал приближаться. И никому не рекомендовал бы приближаться.

Большинство колонистов в основном интересовались животными. Мерла расспрашивали о его ежедневных находках гораздо больше, чем меня. Я старался не обращать на это внимания, хоть и понимал, что растения с их ядами и другими соединениями не менее опасны, чем животные, а раз растений намного больше, чем животных, то они важнее.

– Эти растения совершенно не похожи на земные, – попытался я объяснить как-то вечером. – У них какие-то непонятные клетки. На Земле у всех семян один или два зародышевых листка, а здесь их три, пять или восемь.

– И РНК, – добавил Гран, – а не ДНК. Здесь ДНК есть только у нас.

– Но выглядят-то они так же, – проговорила Вера.

– Нет, – возразила Венди Полстопы. – То есть – парящие кактусы? Синие? А вот шипы у них как на Земле.

– Да, – подхватил я, – шипы. Им надо защищаться, как кактусам на Земле, и они отращивают шипы. Растения, которым нужно извлекать воду из почвы, отращивают корни.

– Не как Земля, – сказал Ури. – Нет червей. Вместо них губки.

– Но делают они то же самое! – запротестовала Вера.

– На самом деле мы не знаем, что они делают, – сказал я.

– Но мы же знаем, что делают растения! – удивилась она. – Они растут. Они полезны – или нет. А большего нам знать и не надо.

Я понимал, что нам надо знать гораздо больше, и жалел, что Луиджи Дини не выжил и мне не с кем сотрудничать и все обсуждать.

Марсианская катастрофа уже показала, что переносить земную экологию на другую планету не получится. Зерновые не растут без особых симбионтов-грибков, которые помогают корням получать питательные вещества, а эти грибки не могут существовать без определенных бактерий-сапрофитов, которые переместить не получалось. Каждая жизненная форма требовала собственной ниши, создававшейся миллиарды лет. А вот марсианские окаменелости и органические вещества межзвездных комет показывали, что строительные материалы жизни не ограничиваются одной только Землей. Белки, аминокислоты и углеводы существовали повсюду. Теория панспермии была в какой-то степени верной.

Я в первый же наш день на Мире нашел траву, похожую на пшеницу, а имея немного растительной ткани, гормонов из бутонов и хитина, мы быстро получили искусственные зерна для посева. Но будут ли они расти? Теория – это одно, а сельское хозяйство – другое.