Пешка для Ферзя
Тогда даже до Яна дело дошло – приют-то на его деньги открыт. Его светлость изволил нанести мне визит. Я была счастлива видеть его, но вышло не очень хорошо. Не знаю уж, что ему наговорили, но разговор у нас получился тяжелый.
– Вы бы, Софья Александровна, в чужие дела не лезли, – ядовито выговаривал он мне тогда, а я смотрела на его губы и изнемогала от желания вспомнить, какие они на вкус. – Если вам нечем заняться, то вяжите носочки для детей или там платки расшивайте, лишним не будет. А в мой приют больше не приходите, я запретил вас туда пускать.
От такого поворота я даже очнулась от сладких рез и недоуменно переспросила:
– Что значит «запретил»?
– Это значит, что вы туда больше прийти не сможете, – равнодушно пояснил Ян. – Слишком уж вы шумная.
– Но дети…
– Детям хорошо и без вас.
– Им плохо было! Они все… в ужасном состоянии, особенно младенцы!
– Не выдумывайте. Я там был, прекрасные дети.
– Но Ян, я всё видела!
– У вас, Софья, чересчур богатое воображение.
– А вас обманывают.
– Хорошо, – устало вздохнул он. – Хотите, прямо сейчас поедем в приют, и вы покажете, где там ужасное состояние младенцев?
– Хочу, – твердо ответила я.
– Одевайтесь.
Я накинула плащ – на улице моросил дождь – и разыскала корзину с орехами и петушками на палочке – я всегда беру ее в приют.
– Это что? – заглянул в корзину Ян. – Этого не нужно. Дети хорошо питаются. Вы что, таскаете эту гадость каждый раз?
– Да, детям нужно сладкое.
– Зачем? Чтобы у них зубы потом болели? Женщины! – он закатил глаза, вырывая у меня корзину и оставляя ее на комоде. – Да идемте же, мне некогда с вами тут лясы точить, у меня работы полно.
Пришлось идти.
Ехать с ним в одном экипаже – блаженная мука. У него двухместное ландо, и правит он сам, а это значит, что я сижу рядом с ним. Наши бедра то и дело соприкасаются, отчего меня бросает то в жар, то в холод. К счастью, у меня хватает моральных сил как-то сосредоточиться на совершенно других мыслях – к примеру, о том, что ночлежки в столице не отапливаются. Пришла осень. Скоро люди будут замерзать. Ян странно косится на меня, но я не думаю, не думаю о том, какой он красивый. И о том, какие у него сильные руки. И о том, что случилось между нами год назад на маскараде.
– Софья, простите мое любопытство, – наконец, не выдерживает Ян, – вы ведь дружите с Георгом Селивановым? Вас часто видят вместе.
– Ну… – я не понимаю, что он имеет в виду, но сердце вдруг начинает колотиться с бешеной скоростью. – Мы друзья, да.
– Что он за человек?
– Хороший человек, замечательный.
– Вы любовники?
– А вам какое дело? Впрочем, да, вы правы.
В этот момент мне кажется, что я разом убиваю двух зайцев: даю понять Яну, что я вовсе по нему не сохну, и прикрываю свои отношения с Офицером.
– Будьте осторожны с ним, – выдает Ян после долгого молчания. – Мы приехали.
Он подает мне руку, помогая выйти из ландо, и я снова представляю, как была бы счастлива, если б этот мужчина каждый день улыбался мне. Каждый день держал меня за руку.
В приюте сегодня спокойно, не шумят дети, нет уроков пения, которые меня всегда забавляли. К сожалению, мне не дали даже заглянуть к «моей» группе малышей, Ян, как всегда спеша, потащил меня дальше в младшее крыло. Я зашла в спальню и обомлела: как день с ночью! Чистота, тишина, все младенцы спят. Одна нянька качает колыбель, вторая – кормит младенца грудью и шепотом поясняет: