Рекорд

Семен и Гриха восхищаются, Тимофей же делает вид, что ему все равно.

Мы ужинаем лапшой, после чего я присаживаюсь на диван. Тим устраивается рядом, перекидывает руку, пытаясь меня приобнять. Стреляю в него полным раздражения взглядом, но он не касается плеч, поэтому не ругаюсь. Ведет себя так, будто хочет показать друзьям, что я уже занята. Приревновал?

Закатываю глаза. Встаю и спрашиваю:

– Гриша, Семен, чай будете?

Тим поднимает руку, но я делаю вид, что не замечаю его. Семен женат, он меня мало волнует, а вот Гриша – свободен. Я ставлю перед ним чашку и говорю:

– Положила две ложечки сахара. Так будет вкуснее.

– А давайте не будем Настю отдавать? – хохочет Семен. – Так уютно ни в одном гараже на моей памяти не было.

– Я слишком дорого стою, увы, – улыбаюсь благодарно.

Тим достает мобильник и начинает с кем-то переписываться. В какой-то момент его лицо вытягивается, и я пугаюсь, не переборщила ли.

Он смотрит на меня, в телефон, снова на меня.

– Не понимаю, – говорит.

– Что случилось?

Тим хмурится.

– Насть, а ты была права, – произносит он медленно. – Твои поиски остановлены. Шилов сообщил волонтерам, что ты нашлась и что у тебя все в порядке. Это как вообще?

Атмосфера мгновенно меняется, от былого веселья ни черта не остается. Мы резко вспоминаем, что происходящее – не игра.

Опускаюсь на краешек стула и киваю:

– Я же говорила.

– Тебя больше не ищут.

– Ищут. Он сам, без свидетелей. И скоро найдет, поэтому… – Я срываюсь на дрожь, но беру себя в руки, широко улыбаюсь и заканчиваю бодро: – Нам нужно поторопиться с сообщением о выкупе.

Шелби галопом носится по комнате, и я его понимаю: внутри столько дури, что и бесконечной уборкой не выбить. Мы с Тимофеем лежим в кровати, пялимся в потолок и… по очереди вздыхаем.

Заряженные, отбитые. Оба два.

Сердце выстукивает дьявольскую чечетку. Губы сохнут, беспокойные пальцы покалывает. В этой комнате с каждым днем все жарче. Я почти привыкла к ежедневным вечерним агониям.

Тим открывает свой бесстыжий рот:

– Слушай…

– Нет.

Он цокает языком.

Пахнет от него терпким гелем для душа, дезодорантом, и я приподнимаю брови, размышляя, зачем он так намывается перед сном. Лежит, весь доступный, в полуметре. Когда Тим выиграет все гонки мира, я буду думать о том, как легко могла его получить сколько вздумается. А он обязательно выиграет.

Шелби ракетой проносится по кровати.

– В человеческом теле двести шесть костей, – вкидывает Тимофей вполголоса. – Хочешь, покажу двести седьмую?

Господи.

– Нет уж, спасибо! Зачем мне смотреть на мутантов?

– Насть, ты прикалываешься? Если это игра такая, – чеканит он слова, – то ты, девочка, заигралась. – Берет мою руку и кладет на член.

Каменный.

Эмоции взрываются, я резко отдергиваю ладонь, словно ошпарившись огнем. Сажусь ровно, Тим тоже поднимается.

Пульс зашкаливает, предельное напряжение разрядами тока бежит по телу. Оно кости выкручивает, все двести шесть. У Тима на одну больше, а значит, ему еще хуже, наверное.

Вот бы почувствовать ее в своем теле.

В комнате – печка. Выступают капельки пота. В висках стучит. Мы пялимся друг на друга. Я надышалась его запахом так, что сейчас завою. Какая глупость. Какая дура.