По прозвищу «Сокол». Том 2
Глянул туда, где раньше сидела мегера, место вахтёрши было мрачно и темно без законной хозяйки, будто вместе с ней из этого дома сгинули душа и совесть.
Пошёл по лестнице. Жалко было свитера, хороший, служивший мне не первый год свитер. От него пахло теплом, уютом, домашним спокойствием и новым годом. Кажется, тётя Тоня его мне и прислала по почте, уже и не вспомню…
Не знал, в каком виде увижу Оксанку. С меня слетал налёт первичного шока, нервные окончания брались в работу, сигнализировали. Следом за мной тянулся кровавый след. Хорошо же эта псина меня потрепала, теперь ехать в травматологию зашивать…
Остановился у двери собственной квартиры. Терялся, сейчас открою, увижу её и что скажу? Но тянуть не было смысла, так можно стоять у порога до самой вечности. Неповреждённой рукой полез в карман за ключами…
* * *Врачи примчались, словно за ними гнались все неспасённые души. В федерально-бесплатную звонить не стал, едва увидевшая мою руку Оксана пришла в неизбывный девичий ужас, настояла на платной. Совала вынутые из кармана мятые купюры оставшейся сдачи.
Не стал ей говорить, что на эти гроши мне разве что скажут «здравствуйте», но не от души и без улыбки.
Оператор как будто издевалась, трижды переспрашивала фамилию, коверкала: – Зоголов? Сокалой? Зоколо?
Оксана едва ли не вырвала смартфон из моих рук. Едва взялась за дело, как её тут же поняли и обещали прислать бригаду.
Чем бы сегодня не были заняты в полиции, оно оказалось куда важнее трёх измордованных негодяев.
Приехавший хирург шустро оценил случившееся. Обезболивающий спрей обратил руку в деревянную чурку, можно было иголки втыкать, не почувствую. Тучка, недавно подобранный котёнок, отнеслась к чужому со страхом и подозрением, скрылась в Оксанкиной комнате и не казала носа.
В прошлый раз меня латали в госпитале. Шивший был уставший, старый, мечтавший упиться вусмерть дед. Он молчал, но я читал по шевелящимся губам, что обязательно на боковую, как только залатает меня. Но словно ему назло из голодного чрева войны притаскивали ещё раненых.
Дух гуманизма смердел потом, мочой, давно немытым телом, спёкшейся кровью. Явившийся к нас сейчас эскулап предпочитал данной какофонии запахов крепкий аромат «Нурсултана», а ведь тридцать лет назад никто и подумать не мог, что Казахстан станет Меккой для парфюмеров…
Оксана смотрела на собственный рюкзак, ошалело наблюдала за работой доктора. Он приложил к руке гелеобразующий аппарат, изнутри меня пронзило будоражащим холодком. Растёкшийся по руке гель собрался вокруг раны, стянув её края. До чего же техника дошла! Нам бы такое да в полевые условия…
С карты снялась нехилая сумма.
– Зачем? – спросила девчонка, едва проводила врача. Глянул на неё, ей что же, жалко тех поганцев? Увидел её застывший на мне взгляд. Нет, ей не жалко их, жалко меня.
Тучка всем видом давала понять, что ей тоже. Ластилась, тёрлась об ногу, норовила запрыгнуть на колени. В конце концов Оксана взяла её к себе, котёнок не стала противиться нежности её ладоней и задремала.
– Они к тебе больше не полезут. Ни к кому больше не полезут.