Почему нет?

– Ты че, бессмертный?

– Риш, я же просто… – лопочет Леша.

Она разворачивается, упирая руки в бока, и глубоко вдыхает.

– … пошутил, – почти беззвучно заканчивает он.

И вот уже кажется, что кухня сейчас задрожит от эмоционального взрыва, но вместо этого Риша обводит всех нас суровым взглядом и цедит:

– Раз вы все тут такие умные и веселые, сами с заготовками справитесь. Не буду мешать.

– Риша… – начинает было Стас, но она молча выскакивает из кухни.

Рефлекторно порываюсь встать, но быстро себя останавливаю. Эта работа больше не для меня. Поворачиваюсь к Стасу и киваю на дверь:

– Иди успокаивай.

– Если не вернусь через полчаса, вызывайте «скорую», – весело ухмыляется он.

Поразительно позитивный пацан. Мы знакомы чуть больше полугода, а я еще ни разу не видел, как он злится. Хотя зачем ему это, когда есть Риша. Она злится за двоих, иногда даже за пятерых.

– Не переживай, мы тебя откачаем.

– Рассчитываю на вас! – Он шутливо отдает честь и, вымыв руки, уходит следом за своей девушкой.

Крепче сжимаю нож и укоризненно смотрю на Лешу, который последние пару дней тоже пребывает не в лучшем настроении, но причину почему-то не озвучивает.

– Я забыл, что она сегодня бешеная, – удрученно говорит он. – И как она вообще умудрилась экзамен завалить? Даже эти затупки справились.

– Эй! Ты кого затупком назвал? – гремит Коля.

– Реально нарываешься сегодня, Лех, – поддакивает Толя.

– Ты с Маринкой поцапался, что ли? Смерти ищешь? – обращается к нему Кирилл.

– Ничего мы не ссорились.

– Тогда в чем дело? – серьезно спрашиваю я.

– Ни в чем, – бурчит он и возвращается к мытью картофеля.

Где-то через час, когда большая стрелка часов переваливает за одиннадцать, все заготовки для завтрашней поездки отправляются в холодильник, разложенные по мискам и контейнерам: мясо в маринаде, вымытые овощи и фрукты, нарезанные колбаса и сыры, картофель, посыпанный приправами и завернутый в фольгу. Еще пару лет назад нам для таких вылазок было достаточно сосисок по акции, пива и быстро завариваемой лапши на утро, теперь же все куда серьезнее. Наверное, мы просто взрослеем.

– Лех, – зову я нашего малыша. – Ничего не хочешь рассказать?

Он вытирает руки вафельным полотенцем и растопыренными пальцами зачесывает назад свои светлые длинные волосы. Его определенно что-то мучает, и очень странно, что он пытается это скрыть. Тем более от нас. Мы дружим со школы, а последние несколько лет живем в одном доме. Мы столько пережили, столько видели, что давно перестали стесняться друг друга.

– Колись, Лех, – подначивает его Кирилл, а Коля и Толя синхронно складывают руки на груди и твердо кивают.

– Вам не понравится то, что я скажу.

– Давай ты сначала скажешь, – спокойно произношу я.

Рассаживаемся за овальным столом, каждый на свое место. Леша опускает голову, порывисто вдыхает и выдыхает с горечью:

– Мне, по ходу, придется продать дом.

Молчание кажется почти гробовым, за окном лает соседский пес по кличке Пират. Широкие плечи Коли медленно опадают, вена на высоком лбу Толи проступает отчетливей, а Кир опустошенно прикрывает глаза.