Мёртвые уши, или Жизнь и быт некроманта

– Не может быть и речи! Ты туда не пойдёшь ни с провожатыми, ни в одиночку! – пробасил Шарман, после того, как раза три пробежал глазами послание.

О нём супругу успела растрезвонить Жюли – возможно, за это её и звали «шарманкой»: как заведётся, не остановишь.

– Но почему?! – не отступила я, потому что мне уже накрепко втемяшилось в голову сходить на улицу Плохих Мальчиков.

– Мадемуазель не знает, что такое некромант, и, особенно некромант с Почётной Грамотой Бессмертия! – мрачно сказал Шарман. – Мало ей того, что он сделал с Базилем, с принцем и со всеми нами. Она, видимо, желает сама угодить в его гербарий!

– Какой гербарий?! – пробормотала я, и мне живо вспомнились засушенные розы, замершие в вазонах.

– Это тебе пусть алхимик расскажет, он всё рвался с тобой беседы беседовать, а мне недосуг, – недовольно проворчал Шарман и, ничего не объяснив, махнул рукой куда-то в тёмный угол и ушёл в соседнюю комнату.

Я сделала несколько шагов в указанном направлении и ощутила характерный запах, который полюбила ещё с седьмого класса, как только приступила к изучению моего любимого предмета, – аромат химических реактивов!

Я осторожно приоткрыла дверь, воровато заглядывая внутрь, и увидела типичную средневековую лабораторию. Всюду стояли разные склянки и горшочки, валялись молотки и кочерги, дымились тигли, а в дальнем углу комнаты была алхимическая печь, в которую сквозь смотровое отверстие как раз заглядывал хозяин этого магического безобразия. Старик гномьего роста, что называется, от горшка два вершка, стоял ко мне спиной, поэтому я не могла разглядеть его лица, но это только разжигало моё любопытство. Я уже хотела постучать в дверь, как подобает воспитанной мадемуазель, и войти, но меня остановил голос Базиля.

– Ну и как у нас с мечтой всех алхимиков – философскими камнями-мау? – деловито спрашивал он, словно был главой комиссии по приёмке объекта. – Ты так долго пыхтишь над своими опытами, что, казалось бы, должен уже создать целую кучу, а на самом деле получил только камень в почках.

– Если не прекратишь болтать, я добавлю тебе в еду зелье, от которого твой язык, а может, и ещё кое-что, завяжется узлом, Базиль, – спокойно сказал на это алхимик, регулируя огонь в печи.

– Понял! – весело отозвался оборотень, демонстративно завязав рот шейным платком, будто это моглоостановить бьющий оттуда речевой поток.

Алхимик вздохнул и покачав головой, отошёл в дальний угол, где принялся перетирать в ступке какой-то ингредиент, а я по-прежнему не мола разглядеть лицо хозяина лаборатории.

– А где Его Высочество? – спросил алхимик через некоторое время.

В ответ он получил от Базиля лихо исполненную забавную пантомиму, изображавшую не то удушение с последующим инфарктом и записью причины смерти в медицинскую карту, не то взлёт дракона, стартующего с перевёрнутой корзины, на которую, как на эстраду, взгромоздился оборотень.

– А если без дурачеств? – покосившись на него, спросил алхимик.

Базиль развёл руками, а потом выразительно ткнул пальцем в платок, которым завязал рот.