Велнесс

– Ага, только главное, чтобы она не давала Тоби читать какие-нибудь странные брошюры.

– Она не опасна.

– Хорошо.

– Джек, извини, я сегодня не готова.

– Все в порядке, правда, – сказал он. Потом убрал вибратор обратно в ящик тумбочки, надел спортивные штаны и футболку, поцеловал Элизабет и пожелал ей спокойной ночи, а когда выходил за дверь, оглянулся и тихонько сказал нараспев: – Люблю тебя.

Она изобразила улыбку.

– Я тоже тебя люблю.

Он закрыл дверь и ушел в кабинет, чтобы заняться тем, чем он там занимался у себя за компьютером после работы.

В ту ночь Элизабет, как обычно, быстро заснула, а потом, тоже как обычно, в какой-то момент проснулась, то ли поздно ночью, то ли рано утром. На улице было еще темно. Она была в постели одна. Джек, видимо, снова остался в кабинете на диване. Сейчас мог быть час ночи, или три, или пять утра – она не проверяла телефон, потому что не хотела знать. Теперь это повторялось все время: она больше не могла нормально спать. Она постоянно просыпалась в какой-нибудь безумно ранний час, и в голове у нее лихорадочно крутились мысли о работе, о Джеке, о Тоби, о новой школе Тоби и его новых друзьях, о переезде в пригород, а иногда и просто о какой-то ерунде – в холодильнике лежала упаковка курицы, срок годности которой подходил к концу, и поэтому ей нужно было не забыть что-то сделать с этой курицей, и она не знала, встать ли и написать себе записку про курицу или она вспомнит утром сама, без записки, и потом все известные ей рецепты из курицы вдруг разворачивались у нее в голове, и она начинала думать о том, какие блюда из курицы они недавно ели, и какие Тоби отказывался есть, и какие из них самые полезные, и так далее, и тому подобное. И вот такие вещи, вроде этой дурацкой курицы, в три часа ночи могли мучить ее очень долго.

Но она вывела для себя алгоритм действий, который позволял избегать этих тревог и огорчений. Она обнаружила, что сочетание бензодиазепина и физической разрядки, как правило, позволяет опять заснуть. Поэтому она выпила немного воды, проглотила ксанакс и потянулась к тумбочке за вибратором «Мадагаскар» – несмотря на нелепые географические фантазии его дизайнеров, он на самом деле был очень даже неплохой вещицей. Она сунула его под одеяло и включила свой любимый режим под названием «Тектонический сдвиг», который, как обычно, довел ее до финала за считаные минуты.

ШЕСТИЧАСОВОЙ СЕМИНАР,

– Эта организация отчаянно нуждается в том, чтобы все одинаково понимали ее цели и задачи, – заявил финансовый директор на собрании преподавательского состава. – Конечно, можно надеяться, что мы с вами на одной волне, но, скажу откровенно, надежда – это не стратегия.

То, что в университете вместо традиционного декана появился финансовый директор, тоже было нововведением, но преподаватели по большей части никак на это не отреагировали, потому что их внимание отвлекла куда более серьезная опасность: если университет обзаведется «декларацией ценностей», он сможет увольнять тех, кто не продвигает эти ценности. Это представляло большую угрозу для слабо вовлеченных в жизнь университета профессоров, которые в течение многих лет пользовались свободами и поблажками, связанными с тем, что их взяли на постоянную должность. И действительно, Джек никогда не видел, чтобы иные из его коллег развивали такую бурную деятельность, как после вхождения в рабочие группы по созданию декларации, где их главной и единственной целью стала защита собственной территории. Например, один преподаватель с географического факультета, работавший в университете с семидесятых годов, чьим единственным вкладом в науку за последнее десятилетие была проведенная в одиночку кампания с целью заставить Чикаго перейти на метрическую систему (из-за постоянного нытья, жалоб и ходатайств его район стал единственным в городе, где на дорожных знаках начали указывать ограничение скорости 48 км/ч – настолько он достал своего олдермена), этот преподаватель, который за четыре года не посетил ни одного заседания кафедры и с начала двадцать первого века не поучаствовал в работе ни одного комитета, теперь с неистовой яростью боролся за то, чтобы в декларации ценностей упоминалась метрическая система. Он был единственным человеком в кампусе, кого волновал этот вопрос, и тем не менее пытался сделать это руководящим принципом для всех.