Другой мужчина и другие романы и рассказы

Он снова уставился в окно. На тротуаре кипела жизнь. И что только делают там все эти люди? Разумеется, он понимал, что вот те двое идут, тесно обнявшись, заглядывают в глаза друг другу и целуются, а эти отец и мать этого ребенка идут с полными сумками покупок; что негр в потрепанной одежде, раз за разом входящий слева в его поле зрения, попрошайничает; что там прошли мимо гуляющие туристы, а тут школьники и что человек в коричневых брюках и блузе доставляет пакеты в компании «Юнайтед Парсел Сервис». Но зачем все они делают то, что они делают? Зачем она, такая прелестная и милая, обнимает этого прыщавого нахала? Зачем эти родители произвели на свет своего визгливого мучителя, зачем растят его и накупают ему всякого? Зачем они сами нужны в этом мире? Папаша похож на ученого мужа, чванливого и ничего не добившегося, а для мамаши даже одного этого ребенка явно слишком много. Чего ждет этот попрошайка и как он дошел до такой жизни, что вот ждет… – а с какой стати он должен кого-то интересовать? Кому стало бы не хватать этих беспричинно веселых туристов, если бы земля вдруг разверзлась и поглотила их? А кому – этих школьников, если бы они сейчас умерли? Родителям? Но не все ли равно, будет ли их не хватать сейчас их родителям, или потом – их детям, или еще позже – их внукам и внучкам? Трагедия ранней смерти? Но то, что не удается пожить после ранней смерти, казалось Томасу столь же мало трагичным, как и то, что не удается пожить после поздней смерти – или вообще не удается пожить, не добравшись до рождения.

Курьер «Юнайтед Парсел Сервис» споткнулся и полетел на тротуар вместе с пакетом, который нес. Зачем он ругается? Если смерть ужасна, он должен радоваться, что живет, а если смерть прекрасна, то перед лицом ее вечности настоящее – и этот миг его падения – не имеет значения. Прошла красивая пара – гибкие, сильные, веселые, с умными, живыми лицами. Он не был прыщавым нахалом, она не была милой дурочкой. Но это ничего не меняло. Тщетность и ничтожность здесь не бросались в глаза, но Томас видел их и там, где они не были ясно заметны. Он видел их везде.

Он спросил себя, мог бы он, если б имел оружие, расстрелять этих прохожих, как его сыновья расстреливают противников в компьютере. Он заработал бы неприятности, а ему не нужны были неприятности. Но люди, появлявшиеся в рамке окна, не были для него ближе, реальнее, живее, чем фигурки, появлявшиеся на экране. Да, они были такие же люди, как он. Но от этого они не становились ему ближе.

Позднее он вспоминал, что его падение началось в этот день и в этом месте. С этого момента он уже был падающим – как на картине Макса Бекмана, которую он видел в квартире президента строительного консорциума. Он падал вниз головой, беспомощный, несмотря на всю силу мускулистого тела и несмотря на мощно выброшенные, как для плавания, руки и ноги. Он падал среди горящих домов, среди его горящих домов, тех, которые он строил, и тех, в которых он жил. Он падал в окружении птиц, которые его освистывали, ангелов, которые могли бы его спасти, но не спасали, лодок, которые устойчиво плыли в небе, как мог бы и он устойчиво плыть в небе, если бы не влетел в эти дома.