Мрачный Взвод. Моровое поветрие

И увидел Доброгнев обиду невысказанную, увидел слезы непролитые в глазах жены. И так ему горько стало, что впору было утопиться.

– Поймала она меня в свои сети, – обреченно произнес царь. – Обещала богатство и жизнь долгую, сулила власть и уважение.

– Так разве не был ты богат, муж мой? – тихо спросила Ружана. – И люди тебя уважали, и Владимир любил как родного брата. И дети родились здоровыми, двое, благословили нас боги. И выросли красавцем и красавицей, ты только погляди на них! Чего же тебе не хватало?

– Ума, – выдохнул Доброгнев. – Ума мне не хватило, чтобы прогнать с порога колдушку.

– Так прогони сейчас! – Ружана шаг к мужу сделала, но тот отступил. – Доброгнев, вся власть в твоих руках, прогони девицу!

– Она из меня все силы выпила, погляди, на кого я похож стал…

Царь руки развел, показывая жене грудь опавшую, ребра торчащие и кожу серую. Не смогла Ружана слез сдержать, принялась утирать их рукавами.

– Это она Елисея сгубила… – прошептал Доброгнев.

Ружана посмотрела на него, ожесточился ее взгляд.

– И ты знал об этом? – строго спросила она.

– Догадываться не так давно стал.

– Вот совесть тебя и заела! Ты почернел весь, исхудал, сразу видно, что на душе у тебя неспокойно! Прогони девицу и запрети ей возвращаться! А Елисей… Всю жизнь будем нести вину за смерть царевича, постараемся хорошо о его людях заботиться. Что ж сожалеть теперь? Сделанного не воротишь.

К огню сын и дочь подошли, заспанные, помятые со сна, но до того красивые, что у Доброгнева дыхание перехватило.

Похожи они были друг на друга, Станислав и Ведана: и темные кудри у них одинаковые, материнские, и глаза голубые, и ростом вышли, и фигурами ладные – все лучшее от родителей взяли. Но надеялся Доброгнев, что сын его умнее отца окажется, что сможет стать царем достойным, не опорочит ни свое имя, ни имя рода Владимира.

– Дети… – Доброгнев протянул к ним руки, Ведана сразу же в объятия отца кинулась. Станислав же внимательно на них посмотрел, приблизился, но ластиться не торопился.

– Что же ты, сын? – голос Доброгнева дрогнул. – Неужто не обнимешь?

– Как удобно ты устроился, отец. Захочешь – утешение на груди матери найдешь, захочешь – в постели у своей грязной…

– Станислав! – Ружана тронула сына за плечо, но тот отшатнулся и зло продолжил:

– …грязной девицы! А теперь, как я погляжу, ты решил вспомнить, что у тебя дети есть. Вот только опоздал ты, батюшка, выросли мы давно.

Станислав говорил так напористо и резко, что Доброгнев сам не заметил, как отступать начал. Ведана из объятий его выскользнула, за спиной брата встала, замерла безмолвной тенью.

– Вижу я, что вы выросли, – как мог спокойно начал Доброгнев. – И потому надеюсь, что вы поймете меня.

Губы сына презрительно изогнулись. Царю показалось, что Станислав плюнет ему под ноги, но тот сдержался, лишь крепче руку сестры сжал.

– Околдовали меня. Не понимал я, что делал.

– Понимал, – вдруг сказала Ведана. – Понимал, батюшка. Видела я в воде, как ты добро давал Чеславе на то, чтобы она зверем обратилась и на Владимира напала. И кровь его на твоих руках теперь, не отмыться тебе.