Шпана

– Нормальный ты пацан, – резюмировал Бакин. – По делу ответил. Ну, добро пожаловать.

– Постараюсь не обоссаться от радости, – буркнул я, вызвав всеобщий смех. И если старшаки смеялись легко и непринужденно, то лохи, стоящие в сторонке, побрехивали, будто ластящиеся собаки. Либо лижи жопу, либо жопу для поцелуя подставляй. Это они прекрасно понимали.

– Ладно, – отмахнулся Бакин. – Погнали, обмоем знакомство.

– Погнали, – согласился я. Что-что, но обычаи не менялись. И порой сложнее было залить в себя дешевое «Плодово-ягодное», чем дать кому-нибудь пизды. Но я прекрасно понимал, когда отказываться не стоит.

Рядом со школой была заброшенная стройка, где теперь собирались местные нарики, а особо ушлые таскали из промки цветмет. Промзона тянулась вдоль железки, как рваный шрам – серый, гнилой. Когда-то тут собирали какие-то железяки для военки, потом завод закрыли, охрану выгнали, и всё пошло по пизде. Теперь там только ветер, ржавчина и стаи босоты, которых не берёт ни ментура, ни совесть. Цеха стоят ржавые, как гнилые зубы. Крыши провалены, окна – в решётках и паутине, некоторые изнутри заколочены фанерой, но она давно выгнута дождём, словно кто-то изнутри пытался выбраться. Внутри – сгнившие станки, покрытые пылью и окурками, бутылки из-под паленой водки, стулья, обмотанные скотчем, и чьи-то дырявые трусы на трубе. В промзоне всегда холодно. Даже летом. Если стоишь там один, чувствуешь, как за тобой смотрят. Не люди. Место само. Оно тебя запоминает. Некоторые говорят, что ночью в одном из цехов слышно, как кто-то кашляет. Тяжело, как будто задыхается. Никто не проверял – тут даже самые отбитые знают: после заката по промке шляться себе дороже. Там свои правила. Сюда Окурок скидывает всё гнилое, что не влезло в подъезды.

Стройка тоже была поделена на зоны и в чужие соваться было невежливо, пусть и сохранялся некий нейтралитет. Бакин и его компания обитали в одноэтажном строении, которое могло похвастаться не только окнами, но и металлической дверью с замком. Именно там и состоялось наше знакомство.

Внутри, на продавленном диване, невесть откуда здесь взявшемся, пили водку, ебали баб, вмазывались и праздно проводили время. Пока я осматривался, Бакин послал мелкого пацана за бухлом и, усевшись на диван, кивнул в сторону кресла. Остальные расселись по свободным местам.

– Ща, Жмых водки принесет, отметим, как полагается, – задумчиво обронил Бакин. – Так. Я – Бера, а это мои близкие. Ну, с Малым ты уже знаком.

– Знаком, – кивнул я, смотря на зеленого коротышку, который медленно отходил от махача, откисая на диване рядом со старшаком. – Бера – это типа медведь?

– Типа того. Тот, что залупался на тебя, это Зуб, – продолжил Бакин. – Ты уж его не вини. Проверить тебя надо было.

– Понимаю, – снова кивнул я, пожимая протянутую ладонь зубастого. – Повезло, что за тебя впряглись.

– Эт точно, – хохотнул он, кажется, преуменьшая опасность, которая над ним нависала. – Иначе б, как Малой, блевал.

– Так, рядом с шкафом… А, Жмых, – обрадованно воскликнул Бакин, когда дверь открылась в комнатушку вошел уже знакомый мне пацан. На вид ему было лет пятнадцать.