Чёрный Город

Насквозь пробил, одним ударом, поврежденный хазар изошел электрическим треском – и рухнул в болото, образованное пеной и грязью. Минус два, осталось три. Больше, чем казалось возможным, но меньше, чем рассчитывал Марк… пока меньше.

Если бы кто-то сейчас наблюдал за ним со стороны, этот человек мог наивно поверить, что Марк побеждает. Потому что хазаров уже почти вдвое меньше – а он даже не ранен, они забыли о нем, отвлеченные его машинами! И потому что в этом есть какая-то высшая, позабытая после всех Перезагрузок справедливость… Да, никто никогда не выживает. Но почему не может выжить тот, кто первым за много-много лет не убежал? Ведь уйти проще, чем остаться, а если так, разве не положена награда?

Но Марк слишком хорошо понимал, что награды не будет. Чувствовал. Может, он и смотрелся каким-нибудь легендарным героем – человек, который среди пламени расправил плечи. Однако опытный хирург чувствовал, что умирает. Боль появилась сразу после того, как он взял под контроль вторую машину, и с тех пор лишь нарастала. Казалось, что она полыхает везде и сразу, наполняет раскаленным свинцом его вены, расползается шипастыми щупальцами по мышцам. Нейромодуль сделался пугающе горячим, впервые за много лет – ощутимым. При общем уровне боли вспышки в голове все равно выделялись, били в виски, в лоб, хлестали по черепу так, что Марк едва чувствовал, где верх, где низ, ему казалось, что мир вокруг него кружится все сильнее, а он не стоит, он падает – или скоро упадет…

По лицу текло что-то горячее, вырывалось из носа, потоками стекало по горлу, уже и не стремясь наружу. Нервная система поражена, сосуды лопаются, кровь густеет… Перед глазами теперь не только настоящий туман, но и тот, что существует лишь для Марка, красный в начале, стремительно темнеющий, застилающий все вокруг и все пожирающий.

На миг страх все же поднял голову, вырвался из клетки, потому что у страха перед смертью особое положение: он рождается вместе со своим носителем и передается от поколения к поколению. Страх шептал, что Марк уже сделал больше, чем достаточно, и, хотя травмы его велики, он может спастись, вероятность не так уж низка!

А потом упрямство снова победило страх, шугануло, загнало в пустоту. Если решил, что ни шагу назад, нужно выполнять, не выискивая для себя оправданий! К тому же… Та радость, которую подарила ему последняя свобода, значила для Марка больше, чем долгие годы тихого ожидания очередного бегства.

Обратный отсчет начался, он знал об этом. Он умирал. Но нужно ведь уйти красиво и уж точно не одному! Поэтому, не отпуская двух первых роботов, Марк потянулся к третьему. План сложился, все наконец стало на свои места.

Нейромодуль посылал по телу волны такой боли, что хотелось кричать – и, возможно, Марк кричал, он не знал наверняка, потому что страдание поглощало не только зрение, слух тоже, и все остальные ощущения… А упрямство держалось. Именно оно выискало в мире, который стал мутным и едва различимым, последние неоновые нити кода.

Марк взял под контроль «Строителя» – гигантскую дорогущую бандуру, посланную в Объект-803 временно, чтобы возвести новую вышку связи. Теперь уже не будет ни вышки, ни Объекта… Но Марк признавал это давно, а «Строителя» не трогал лишь потому, что думал: не получится, нет смысла тратить силы, слишком масштабная и сложная машина, он все равно не сможет. А теперь смог… Да, заплатил за это. Болью, криком, звуком костей, трескающихся от предельного напряжения. Но он взял эту нагрузку – и последним отчаянным усилием заставил «Строителя» сначала взлететь в воздух, а потом сокрушительной плитой рухнуть на оставшихся хазаров.