Твое величество. Истинный облик
Сено было прелое и вонючее, понятно, чего оно лошади не понадобилось. Но…
– Зачем?
– Лезь, дурак! Не то до утра не доживем!
И так это прозвучало, что Рваному и спорить расхотелось. Сначала залез, а уж потом и спросил, почему-то тихо-тихо. Словно горло пережало холодной рукой.
– Ты чего, паря?
А и то. Голос у парня был такой… ТАК о пустяках не говорят, и не врут…
Парень кивнул.
– Тише себя веди. Слышат они когда как, а вот нюх хороший. Я-то грязью потому и обвалялся, а вот ты…
Рваному тут же захотелось вываляться в сточной канаве.
– Чего – я?
– Может, и не учуют…
– Кто?
– Не знаем… кто видел, тот пропал уже.
– Пропал?
– Ты ж видишь, пустые улицы.
– Вижу. А с чего так?
– А вот… завелась какая-то дрянь, людей находили порванными, ну и слух пошел… вроде как оборотни бегают по столице. В богатых-то кварталах спокойно, а вот на окраинах, среди бедняков, каждый знает, что ночью из дома выходить нельзя. Можно не вернуться.
– А знают-то откуда?
Парня ощутимо передернуло.
– Сам узнаешь… погоди немного. В дома они не вламываются, а вот в сарай, если нас почуют…
Рваному жутко стало. Словно морозом по спине побежало…
– Говорят, получеловек-полузверь, и рвет, и жрет, и тела находили обглоданные, у меня друг не вернулся… Чиж, мы с ним с детства вместе на улице, не успел до темноты, у бабы задержался, а тут муж ее вернулся. Чиж в окно, а уж что потом с ним стало?
Хоть и мог этот неведомый Чиж пропасть куда угодно, а все же…
Чутье у нищих тоже хорошее, без чутья им делать и нечего, сразу прибьют. И сейчас нутром чуял Рваный, что правду ему говорят. Может, в память о друге, которому и не помогли, позвал его этот парень…
– Слышишь?
Рваный в слух превратился.
Спервоначалу и не понял ничего, а потом…
Не когти. Мягкие шлепки по грязи.
И – сопение. Сопение, которое походило на… так большое животное втягивает воздух ноздрями. Стараясь унюхать запах добычи.
Вроде бы и ничего такого… бывает же! Но… на Рваного накатил липкий мертвенный ужас. Словно в последнюю надежду, вцепился он в соседа, да и тот был перепуган не меньше, и за Рваного схватился, как за мамкину руку… мягкие шлепки остановились.
Потом прекратились, принюхивание стало громче.
Потом тишина, от которой у нищих сердца зашлись, кажется, сердце Рваного грохотало так, что его на улице слышно было… ох, мама…
И снова мягкие шлепки, и сопение.
ОНО уходило дальше.
А говорить не хотелось, и шевелиться тоже, и выглядывать наружу… что-то было такое, жуткое… чтобы он в Атрее остался?
Никогда!!!
Плевать, что столица… Уже под утро, когда светать начало, Рваный на парня посмотрел.
– Не хочешь уйти отсюда?
– Как рассветет, оно днем не вылезает…
– Я не о том. Зовут-то тебя как? Ты ж мне жизнь, считай, спас…
– Воробьем кличут.
– Воробей, со мной пойдешь? Я сегодня из Атрея уйду…
– Кому я нужен… тут хоть знакомое все, а уйти – куда?
Рваный думал недолго.
– Я зиму на хуторе провел, хозяин оставаться звал. Вот, туда можно, ему рабочие руки надобны.
После проведенной в сарае ночи хутор стал казаться Рваному чуть ли не островком безопасности в жутком мире.