Ведьмак. Сезон гроз
* * *– Ты задумался. Твое лицо стало мужественным и суровым. Повод?
– Обдумываю… Хмм… Естественность наших отношений.
– Что-что?
– Я же сказал. Естественность.
– Ты, кажется, использовал слово «отношения»? Воистину поражает глубина значений этого понятия. Впридачу постигла тебя, как я слышу, посткоитальная депрессия. Да, это и в самом деле естественное состояние, касается всех приматов. У меня, ведьмак, тоже как раз странная слезка в глазу кружится… Ну не хмурься, не хмурься. Я пошутила.
– Ты меня приманила… Как самца.
– Ты о чем?
– Ты меня приманила. Как насекомое. Фрезиево-абрикосово-магическими феромонами.
– Ты серьезно?
– Не злись. Пожалуйста, Коралл.
– Я не злюсь. Напротив. Подумав, должна признать, что ты прав. Да, это естественность, натурализм в чистом виде. Вот только совсем наоборот. Это ты меня приворожил и соблазнил. С первого взгляда. Исполнил передо мной брачный танец самца, очень натуралистично и анималистично. Подскакивал, топал, хвост распускал…
– Неправда.
– …хвост распускал и крыльями бил, словно тетерев. Кукарекал и квохтал…
– Не квохтал я.
– Квохтал.
– Нет.
– Да. Обними меня.
– Коралл?
– Что?
– Литта Нейд… Это ведь тоже не твое настоящее имя, правда?
– Мое настоящее было неудобно использовать.
– В смысле?
– А вот скажи быстро: Астрид Литтнейд Асгейр-рфиннбьёрнсдоттир.
– Понимаю.
– Сомневаюсь.
* * *– Коралл?
– А?
– А Мозаик? Откуда ее прозвище?
– Знаешь, ведьмак, чего я не люблю? Вопросов о других женщинах. И уж особенно, когда спрашивающий как раз со мной в постели. И выпытывает, вместо того чтоб сосредоточиться на том, на чем сейчас лежит его ладонь. Ты бы не решился на что-то подобное в постели с Йеннифэр.
– А я не люблю, когда называют некоторые имена. Особенно в тот момент, когда…
– Мне перестать?
– Этого я не сказал.
Коралл поцеловала его в плечо.
– Когда она попала в школу, ее звали Аик, родового имени не помню. Мало того, что имя странное, так она еще страдала нехваткой пигмента кожи. Вся щека у нее была в светлых заплатках, это и впрямь выглядело как мозаика. Понятно, что ее вылечили сразу, уже после первого семестра, у чародейки не может быть никаких дефектов. Но прозвище, изначально злое, прилипло к ней. И быстро перестало быть злым. Она сама его полюбила. Но хватит о ней. Говори со мной и обо мне. Ну, давай.
– Что давай?
– Говори обо мне. О том, какая я. Красивая, правда? Ну, скажи!
– Красивая. Рыжая. И веснушчатая.
– Я не веснушчатая. Удалила все веснушки с помощью магии.
– Не все. О некоторых забыла. А я их углядел.
– Где это… А. Ну да. Правда. Ну значит, я веснушчатая. И какая я еще?
– Сладкая.
– Что?
– Сладкая. Как вафелька с медом.
– Издеваешься надо мной?
– Взгляни на меня. В мои глаза. Видишь в них хоть тень обмана?
– Нет. И это меня больше всего беспокоит.
* * *– Присядь на край кровати.
– Зачем?
– Хочу тебя отблагодарить.
– Прости?
– За веснушки, которые ты углядел там, где углядел. За приложенные усилия и тщательные… исследования. Хочу ответить и отблагодарить. Можно?
– Конечно, без сомнения.
* * *У виллы чародейки, как и почти у всех вилл в этой части города, имелась своя терраса, с которой открывался вид на море. Литта любила сидеть там и часами наблюдать за кораблями на рейде, для чего у нее была солидных размеров подзорная труба на штативе. Геральт скорее не разделял ее увлечения морем и тем, что по нему плавает, но любил составлять ей компанию на террасе. Садился близко, сразу за ней, лицом почти касаясь ее рыжих локонов, наслаждаясь запахом фрезии и абрикоса.