Нахаловка 2
Кое-кого из тех, кто шел мимо меня, я отлично помнил, а кого-то даже и в глаза никогда не видел. Но это отнюдь не означало, что я не был повинен в его смерти. Скорее наоборот… это только усугубляло мою вину. И, похоже, что наступил час оплаты по просроченным счетам.
Рядом со мной гадко ухмыляясь, и посверкивая золотой фиксой во рту, прохилял расхлябанной походкой Вовка Дьяк – двадцатилетний грабитель-налетчик, жиган-беспредельщик. Несмотря на «юный» возраст считавшийся всамделишным Иваном[3] в кодле малолетних беспризорников, к чьей многочисленной своре[4], державшей в страхе один из небольших провинциальных городков, я прибился в начале тридцатых. Злобный больной ублюдок и опасная зубастая тварь. Но именно он – мой «первенец».
Остановившись на секунду напротив меня, Дьяк нервно пошевелил руками в карманах широких штанин, заправленных в искусно зашпиленные третями прохоря[5]. Он всегда так делал, когда собирался воткнуть кому-нибудь остро заточенное писало[6] под ребро. Но в тот раз я оказался быстрее… Его вскрытое моей заточкой горло – лучшее тому подтверждение, что не нужно недооценивать худого заморыша, посмевшего раззявить хлебальник на всесильного короля шпаны.
Покойник, видимо, хотел произнести что-то нелицеприятное в мой адрес, но из перерезанного горла донеслось только невнятное бульканье, и выплеснулась ему на грудь струйка черной густой крови. Злобно скрежетнув зубами, Дьяк плюнул кровавым сгустком мне в лицо, закинул за спину конец длинного полосатого шарфа, что вмиг пропитался из раны кровью, которая полновесными каплями оросила его начищенные до блеска сапоги, надвинул на белесые мертвые глаза кепку-восьмиклинку и похилял восвояси. Походу туда, откуда и вылез – из булькающей кипящей кровью адовой реки – Флегетона[7].
Мы и должны были встретиться с Вовкой, только не так, как это случилось сейчас, а в соседних котлах. Даже хвостатый черт-надсмотрщик мог быть у нас один на двоих. Но что-то пошло не так, как должно, и эту ошибку вскоре исправят, отправив меня наконец по заслуженному этапу – на первый пояс седьмого круга ада[8]. Откуда, спросите вы меня, я об этом знаю? Так было время полистать литературку во время многочисленных отсидок, и «Божественная комедия» безумного стихоплета Данте Алигьери была выучена мною едва ли не наизусть. Особенно эти сроки из двенадцатой песни:
И в вечности томите, истязая!»«Но посмотри: вот, окаймив откос, Течет поток кровавый, сожигая Тех, кто насилье ближнему нанес. О гнев безумный, о корысть слепая, Вы мучите наш краткий век земной.
Да, у меня было достаточно времени подумать о бренности бытия и собственной дальнейшей судьбе. И я не испытывал на этот счет никаких заблуждений, поскольку прекрасно знал, что за все содеянное в этой жизни придется платить. Ведь и я сам большую часть своей жизни проповедовал эту простую истину: за все нужно отвечать! Иногда по понятиям, а иногда – и по жизни! И я, отнюдь, не исключение из правил…
Но… что-то в этом мире пошло не так и, зажмурившись, я не отправился по ожидаемому маршруту до конечной станции «Ад», а внезапно получит второй шанс, «возродившись» в теле конченного торчка, сдохшего от передоза в будущем, спустя более тридцати лет.