Голова на серебряном блюде
К этому времени Оршойя уже не вставала с постели, и ей было все труднее отдавать приказы страже и прислуге. Почти ничто не мешало Эржебет действовать, как ей заблагорассудится.
Она спросила Доротью и Дарвулию, нет ли у них какого-нибудь действенного яда, и те раздобыли мышьяк. Подергав за ниточки и подговорив Торко, Яноша и служанок, Эржебет стала понемногу подмешивать свекрови отраву в еду и лечебные отвары. Полгода спустя Оршойя не могла даже приподниматься на кровати. Что-то ей подсказывало, что это дело рук ее невестки. Понимая, что так она прикончит ее, свекровь задумалась о том, чтобы покинуть замок.
– Марлене! – позвала она с постели свою верную служанку. Однако ей уже еле удавалось выдавить из себя голос. – Марлене!
Но служанка все не появлялась.
– Марлене не придет, матушка, – послышался громкий голос. В спальню вошла Эржебет.
– Эржебет… – прошептала Оршойя. Говорить она могла лишь приглушенно.
– Как ваше самочувствие? Вам нехорошо? – сочувственно спросила Эржебет. – Подождите, сейчас вам полегчает… – Она медленно расстегнула пуговицы ночной сорочки Оршойи. – Нельзя надевать такую тесную одежду.
С наслаждением Эржебет медленно раздела старуху, уже почти не способную сопротивляться. Ей хотелось внимательнейшим образом рассмотреть одряхлевшую плоть ненавистной ей женщины, из-за которой она потеряла лучшие годы своей жизни.
Все тело Оршойи, возраст которой приближался к восьмидесяти[4], потемнело и усохло. Ее кожа приобрела не столько коричневый, сколько синюшный оттенок. Ребра были четко очерчены, груди превратились в два скомканных мешочка. Живот так ввалился, что казалось, приклеился к позвоночнику. Бедра и голени, на которых почти не осталось мышц и жира, напоминали голые кости, а на ногах выпирали коленные чашечки, покрытые морщинистой кожей. Пристально рассмотрев Оршойю, Эржебет перевернула ее тело на живот. Ягодицы у нее тоже совсем усохли, так что не скрывали задний проход.
Думая, насколько чудовищна старость, Эржебет задрожала. Однако, даже разглядывая немощную свекровь, она понимала, что накопившаяся за двадцать лет ненависть никуда не ушла. Было ясно, что если старуха продолжит жить, то помешает ей осуществить свои замыслы. В любом случае Оршойя должна была отправиться на тот свет прямо сейчас.
Эржебет захватила с собой кнут. Она думала устроить свекрови такую же порку, как когда-то та устроила ей. Однако при виде тела, напоминавшего высохшее дерево, ей как-то расхотелось это делать.
– Вы хорошо постарались, матушка. Из-за вас я тоже уже состарилась. Но ваша история подошла к концу. Оставьте меня в покое и спите спокойно.
С этими словами Эржебет, надавив Оршойе на затылок, вжала ее лицо в подушку.
Дряхлое тело старухи едва заметно сопротивлялось, но лишь недолго. Однако Эржебет не теряла бдительности и даже после того, как Оршойя затихла, еще не скоро опустила ее. Вряд ли свекровь выжила бы, но было даже страшно представить, что случилось бы при таком исходе.
«Ты просчиталась. Надо было покинуть замок сразу же после кончины сына. Но ты возомнила, что замок принадлежит тебе, и сама же укоротила себе жизнь. Собственная алчность погубила тебя», – размышляла Эржебет, пока убивала Оршойю.