Голова на серебряном блюде
– Может, вы вскакиваете с кровати или принимаете сидячее положение?
– Нет, такого не бывает. Я просто лежу с широко раскрытыми глазами. По лицу текут слезы, и я в страхе думаю, что это кровь. Осторожно дотрагиваюсь до кожи пальцами, смотрю на них и облегченно вздыхаю. Ощупываю щеки и лоб – ничего. Тогда я уже окончательно успокаиваюсь. В такие моменты я твердо обещаю себе быть сильной, что бы меня ни ждало в будущем. Думаю, после снов, где с моим лицом происходят такие ужасы, я выдержу что угодно.
– И вам удается следовать этому обещанию?
– Сложно сказать. Я быстро забываю про сон. Но позже эти образы опять навещают меня.
– То есть не только по ночам, в кровати?
– В последнее время не только ночью. Бывает, и когда я не сплю…
Воцарилось молчание. Дрисдейл с вопросительным видом ждал, когда пациентка продолжит. Но Леона откинулась на кушетку, напоминавшую кресло в кабинете стоматолога, прикрыла глаза и больше не собиралась говорить.
– Леона, прошу вас ответить мне. Вы принимаете наркотики?
Та промолчала.
– Леона, я не полицейский. Я не пытаюсь уличить вас в чем-то плохом. И я не просто так задаю этот вопрос.
Открыв глаза, Леона тихо сказала:
– Наркотики я люблю. По крайней мере, больше, чем секс.
По лицу психиатра было видно, что он ждал такого ответа.
– Мне хорошо понятно, в чем дело. Сейчас я чувствую себя загнанной в тупик. И мучительная тревога, что гложет меня, проистекает от моей слабости, от чувства стыда – главным образом от того, что без наркотиков я жить не могу. Уверена, доктор, именно это вы и хотели сказать, так что я это сделала за вас.
– Амфетамин употребляли?
– Это что?.. Про него я не слышала. И, если можно, я не хотела бы говорить, что за наркотики пробовала. Для меня вещества – все равно что секс. Это как если бы мне сказали перечислить имена мужчин, которым я отдавалась. У меня нет желания объясняться за свое аморальное поведение. Двигал ли мной, как и другими голливудскими актрисами, мимолетный интерес? Жажда приятных ощущений? Отчасти да, но причина не в праздном любопытстве. Как бы это сказать… Это моя естественная потребность – словно у цветов в воде. Сам факт моего существования вызывает у меня крайнее чувство беспокойства. Даже не так – страх и чувство вины. Я ощущаю себя человеком, которому нельзя дозволять свободно жить в обществе. Мне очень сложно объяснить…
Леона замолчала. Психиатр терпеливо ждал, никак не пытаясь ей помочь.
– Как бы точнее выразиться… Ни в английском, ни в японском, ни в других известных мне языках подходящих слов нет. Сама удивляюсь, отчего мне так трудно. От одной лишь мысли об этом я чувствую себя в западне, и вот уже хочется плакать. Мне кажется, будто я понимаю причину своего состояния, и в то же время сознаю, что все это совершенно пустые, неверные догадки. Это просто невыносимо. Думаю, вы и сами видите, каково мне от одних визитов к психиатру. А когда я остаюсь дома в одиночестве, мне становится совсем тяжко. Настоящая мука… Но я вам еще не все рассказала. Наверное, таких пациентов, как я, вам до сих пор не встречалось. Уверена, я редкий случай. Сама не понимаю, что творю, пугаюсь – и в результате подсела на вещества…