Учитель. Назад в СССР 2

На друга детства тоже непохож. По возрасту вроде можно притянуть за уши, но отчего-то я сомневался, что передо мной стоит лучший друг Егора Зверева.

– Эх, Зверь Горыныч, вот и получается, что память у ящеров короткая, что волос у девиц. Забыл, забыл, кто тебя почвоведение преподавал.

– Э-э-э… – смутное воспоминание мелькнуло где-то на задворках разума, выталкивая наружу мужское имя. – Геннадий Анатольевич? – неуверенно поинтересовался я.

Моё тело странно отреагировало на незнакомое имя. Волоски на руках встали дыбом, кожу словно опалило огнём. Минутное замешательство сменилось уверенностью, я заметил, что с именем угадал. Потому улыбнулся приветливей и радостно провозгласил:

– Геннадий Анатольевич! Простит, не признал сразу, богатым будете…

– Что? – собеседник удивлённо моргнул, я тут же исправился.

– Да вот, ма… э-э-э… бабушку в больницу привёз… – про матушку решил не говорить, вдруг настоящую знает. – Гипертонический криз… Вы уж простите, что не признал… – я виновато пожал плечами. – Сами понимаете, голова другим забита… Переживаю…

– Сочувствую, – преподаватель покачал головой, сочувственно поджав губы.

Мы вежливо помолчали с полминуты, но затем деятельная натура педагога взяла верх, и он принялся меня расспрашивать.

– Ну что? Как ты? Слышал, закончил с отличием… – Геннадий Анатольевич сделал паузу.

– Есть такое, – согласился я.

– Аспирантуру предлагали?..

И снова вопросительная пауза и ожидание ответа.

– Э-э-э… – чёрт его знает, предлагали, или нет. Но раз интересуется, вероятней всего, так оно и есть.

– Было дело, – кивнул я.

– Отчего же не остался?

– Ну-у-у…

Вот и что ему ответить? Всю правду, как на духу? Что, мол, брежу идеями просвещения, мечтаю повторить путь… великого педагога. Которого из? Как назло, ни одной фамилии в голове. Песталоцци – вылезло непонятно откуда, но озвучить вслух я не рискнул. Вроде педагог, но мало ли что… Тут же вспомнилась «Педагогическая поэма», в своё время читал несколько раз, просто больше читать было нечего. Но – интересно. Признаю честно, понравился мне метод перевоспитания трудных подростов, в смысле малолетних уголовников.

– Понимаю, сам такой был по молодости, – Геннадий Анатольевич понимающе покачал головой. – Теория – это прекрасно, но практику в полевых условиях, так сказать, не заменит ничто.

– Можно и так сказать, – вымученно улыбнулся я, молясь про себя всем богам и лешим, чтобы хоть какая-нибудь медсестричка вышла из кабинета и назвала фамилию Марии Фёдоровны, разыскивая родственников. Но видимо в этот вечер от меня отвернулись все, кто устроил перемещение наших с Егором разумов.

– Куда по распределению попал? Неужто в Новосибирск? – поинтересовался преподаватель.

– Почти. Недалеко тут… деревушка… точнее, село… Жеребцово, может, слышали? – выдавил из себя, надеясь, что бывший учитель Егора ни разу в жизни не слыхал это лошадиное название.

– Жеребцово?.. Жеребцово… – нахмурился мой собеседник. – Не припоминаю… Ну да ладно… не суть… – отмахнулся Геннадий Анатольевич.

«Почемучка», – внезапно всплыло в голове.