Дурень. Книга пятая. Буря
Лодка с послом ткнулась о медь обшивки «Аретузы» и через минуту, карабкаясь по штормтрапу как обезьяна, на палубу поднялся невысокий плотный японец с козлиной бородкой в кожаных доспехах доисторических с нашивками из начищенной бронзы, не, ну не золото же, сверкающих в солнечных лучах разгулявшегося дня.
– Гыр кар-кар-гыр! – важно сказал крепыш и протянул лейтенанту Сомову бумагу, свёрнутую трубочкой.
– Ли, а ты скажи ему, что я тут капитан, – мотнул головой китайчонку фон Кох.
– Няо-мяо, кяо-бяо, сунься дуся, уся-пуся, – поклонился воину толмач.
И ни один мускул не дрогнул на лице сверкающего посла.
– Ладно, посмотрим, насколько сильны они в эпистолярном жанре.
Владимир Фёдорович сорвал восковую печать и развернул лист. Ух, ты, там на языке Уильяма Шекспира было написано красивым почерком: «Пошли вон. Торговать нет. Воды нет. Берег ходить там умирать». Стихи, наверное.
– Ладно, Ли, на всякий случай скажи этому блескучему, что мы воины княжества Джунгария, и это теперь наша земля. Пусть все переселяются на южный остров, кто переселится – останется жить, остальных всех убьём.
– Ес сэр, – бросил руку к бритой голове китайчонок. Не, не издевался. Его в юнги зачислили и форму даже дали. Великовата оказалась, так он её перешил под себя, да так ловко, что теперь вся команда с просьбами подшить и подлатать шла к китайчонку. И тоже полиглотом знатным оказался, учил сейчас одновременно русский и калмыцкий.
– Сейчас, я ему то же самое на английском напишу.
Приняв сложенный вдвое листок посол усол. Перевалился, скребя бронзой о фальшборт, железной полосой окованный сверху для надёжности, и чуть не спрыгнул лодку. Гребцы подхватились и дружно на вёсла налегли.
Передавая бумажку свою, капитан-лейтенант чертыхнулся. Японское послание было написано на великолепной, просто белоснежной бумаге. И почерк ровный и красивый. А тут серая тонкая бумажка и почерк корявый. Варвары, чего тут говорить. А замок, вон какой красивый. Пришли варвары и разрушили все дворцы и статуи в Риме.
Ответ не заставил себя ждать, на берег выехал на лошади всадник, наверное, тот самый, ну по крайней мере, блестел тоже на солнце, и за ним начала строиться пехота. В центре копейщики, а по флангам человек тридцать – сорок с мушкетами. А за ними даже десяток лучников. Всего человек двести вышло отпор агрессорам давать. И тут же с крепостной стены те самые три пушки гавкнули. То ли дальше не стреляли, то ли специально так стрельнули, но ядра плюхнулись в воду метрах в ста от «Авроры».
– Что ж, отличный повод показать чьи в лесу шишки, как ваш князь говорит, Дондук готовьтесь сейчас мы пушками по пехоте ударим, а вы потом в лодки.
– А зачем они выстроились? – передав команду заряжать два 80-ти фунтовых орудия бомбами подошёл к фон Коху лейтенант.
– Вот точно так же против пушек Наполеона выстраивались наши войска на Бородинском поле. Их, японцев этих, видимо сто лет назад португальцы научили, и против крестьян без орудий с одними вилами, такая тактика себя хорошо показала, – Валерий Фёдорович дождался, когда просемафорят команду на «Салвадор» открыть огонь по орудиям противника и махнул рукой, – Огонь!