Плохие девочки попадают в Рай

Зато у него выражение лица было такое, будто перед ним лежала препарированная царевна-лягушка в человеческий рост третьей степени разложения.

Он ни  слова не сказал, только отвернулся, закрывая ладонью язычок пламени зажигалки от ветра, а я вспыхнула: даже сквозь первые осенние заморозки ощутила, как мгновенно запылали мои щёки.

Блядь! У некоторых слово «шлюха» звучит как комплимент, а этот умудрился меня в два счёта опустить молча – так, что я мигом ощутила себя чем-то средним между бомжихой на помойке и хронической алкоголичкой в обоссаных трико и драной майке.

Ладно, сейчас мы с тобой разберёмся, Андрей Николаевич.

Я усмехнулась и протянула ему руку.

– Диана Дмитриевна. Астахова.

Если он и был удивлён тем фактом, что я – дочь знаменитого Астахова Дмитрия Семёновича, то виду не показал. Пожал мне руку и со снисходительной улыбкой отозвался:

– Андрей.

Он затянулся и снова отвернулся, мгновенно утратив ко мне всякий интерес, и я почувствовала, что закипаю. Зашквар полный. Никто. Никогда. Не смотрел на меня так, как это сделал он. Поэтому стереть выражение невыразительного безразличия с этой голливудской физиономии стало делом чести.

Шмелёв не смотрел в мою сторону, не обращал ни малейшего внимания, своими руками вручая мне преимущество неожиданности. Судя по всему, он был целиком и полностью погружен в свои мысли, а мне вдруг в голову пришла одна не совсем адекватная – по ходу, спиртное на пару с травкой здорово ударило по мозгам. Эта мысль мелькнула на самом краю сознания в тот момент, когда я шагнула вперёд, оказавшись прямо перед ним, а в следующую секунду уже целовала его в губы – сильные, тёплые, хранящие привкус сигаретного дыма. Годнота, я точно знаю о чем говорю, такие сигареты недешевые и послевкусие от них с легкой ореховой горчинкой. Никогда в жизни я ещё так не заводилась от поцелуя, и на какой-то краткий миг показалось, что мне отвечают, а, что самое паршивое – я даже не успела насладиться мгновениями его офигения, потому что сама закрыла глаза.

Правда, уже в следующий миг пришёл Большой Облом – его руки легли на мои плечи и, отстраняя, сжали так, что мне стало некомфортно.

Я вернулась в реальность и поняла, что с вычислениями своими не просчиталась. Глаза у него были темно-синие – синее не бывает, и в них сейчас светилась такая ярость, что, будь я потрезвее, мне стало бы не по себе.

В нынешнем состоянии я оказалась способна только на неуверенное:

– Отпустите… – и дёрнулась в его руках. На самом деле я вовсе не так уж хотела освободиться, а если быть честной – совсем не хотела, но не могла же я ему показать, что сделала это не по приколу. Потом меня в очередной раз размазали по земле ёмким замечанием:

– В вашем возрасте уже пора знать свою меру, Диана. Дмитриевна.

Он отпустил мои плечи, а я всё ещё стояла напротив него, хлопала глазами и не уставала охреневать, откуда в нём столько умения опускать вполне безобидными словами.

– Вам бы… мои проблемы, – многозначительно выдала я, после чего гордо ретировалась назад в помещение, понимая, что сейчас самое время вызвать такси и отчалить в объятия Никитоса. По многим причинам.