Яду, светлейший?
Справедливо полагая, что дурных людей хоронят подальше от порядочных, свернула на боковую заросшую дорожку, терявшуюся между бурно разросшимися козьими ивами. Судьба меня отблагодарила, послав целую поляну гроб-травы. Что характерно, могильного камня поблизости не наблюдалось. То ли изначально не было вовсе, то ли разрушился от времени.
Опустившись на колени, принялась набивать сумку.
Ладони пропитались сладко пахнущим соком. На воздухе он темнел, застывал причудливыми узорами. Ничего, вернусь, отмою, к ведьме зараза не пристает.
Неподалеку хрустнула ветка. Увлеченная сбором, не придала этому значения – опять птица, если бы человек, увидела бы свет лампы, услышала шаги.
– Вот так сюрприз!
Замерев с поднятой рукой, медленно обернулась и виновато поздоровалась:
– Доброй ночи, Вилкас!
Даже улыбнуться умудрилась, хотя челюсти свело от страха.
– Да не больно-то доброй для тебя.
Вилкас, местный некромант, опустился на корточки, принюхался и указал на сумку:
– Дашь?
Да куда мне деваться, поймал на месте преступления.
– А ты чего здесь? Патрулируешь? Так спокойно же все, – отчаянно пыталась заговорить ему зубы, вела себя так, будто в сумке барвинок и гусиная слепота. – Или опять кто-то вылез?
С Вилкасом сто лет знакомы. Он хороший парень, незлобный. Только вот одно «но» – на государственной службе, то есть под началом Линаса.
– Аль, давай ты со мной добровольно пойдешь? Не хочу делать тебе больно. И руки скручивать тоже.
– А можно никуда не ходить? – состроила жалобную гримасу. – Я все выброшу. Честное слово! Или, хочешь, себе забери.
– Да зачем мне эта дрянь? И, главное, тебе зачем, ты ведь отродясь подобным не занималась. Юргас? – Вилкас безошибочно определил виновника моих бед.
Тяжко вздохнула:
– Он.
И взмолилась:
– Пожалей меня. Ну пожалуйста!
Вилкас развел руками:
– Не могу. Кабы я просто прогуливался, никто не знал…
– А кто знает?
Под ложечкой засосало. Если Юргас мало того, что послал на кладбище, так еще и донес, ауры не пожалею, да что там, жизни, прокляну мерзавца! Вдруг повезет, именно мое проклятие станет той самой каплей, которая подточит его энергетический щит?
– Светлейший.
Вилкас закинул мою сумку на плечо и протянул руку:
– Пойдем, что ли?
Однако я не торопилась.
– А светлейшему откуда известно и, главное, что?
– Да следить за тобой велели. Ты теперь неблагонадежная. Прости, самому противно, но служба.
Понимающе кивнула и подчинилась силе. В прямом и переносном смысле слова. Вилкас мужчина рослый, мышцы железные. Я против него ребенок, с трудом до плеча достаю.
– Ой, у тебя новая татуировка!
Мне бы о судьбе своей задуматься, а я в свете фонаря (платок за ненадобностью с него скинула) различила фиолетовую вязь на запястье. Формируя затейливый рунический узор, она уходила выше, терялась под подвернутыми рукавами рубашки.
– Дам во время допроса рассмотреть, если светлейший в качестве охранника оставит.
Чуть помедлив, Вилкас пообещал:
– Я против тебя свидетельствовать не стану, скажу, у калитки поймал, уже с сумкой.
– Спасибо!
Отблагодарила его самой искренней улыбкой. Мелочь, но вдруг склонит чашу весов в мою пользу?