В тени пирамид

– Да, возможно, вы правы, – вздохнул Папасов и подписал протокол. Он вынул портмоне и, оставив на столе следователя две сотенные бумажки, хрустящие, как снег на морозе, проронил: – Благодарю вас.

– Николай Христофорович, дорогой, – расплылся в слащавой улыбке следователь, – это совсем необязательно!

– Ничего-ничего, – вставая, проронил фабрикант. – Купите детям сласти. Ваш сын, если я не ошибаюсь, тоже во второй гимназии учится, как и мой?

– Да-да, только он уже в седьмом, а ваш в третьем, – поднявшись, уточнил Славин.

– Вот и хорошо. Сладкое все любят.

– Я вам рисуночек упакую, как положено, – убирая деньги в выдвижной ящик стола, засуетился чиновник.

– Буду вам очень признателен.

Славин проводил обладателя шедевра до самых входных дверей и долго тряс ему на прощание руку.

Осень наступает в Ставрополе незаметно. Если не смотреть на календарь, то погода первой недели сентября вполне может сойти за ту, что бывает в конце августа. Но ночами уже чувствуется холод, и волки в окрестных лесах всё чаще разбойничают на окраинах. Даже монашки Иоанно-Мариинского монастыря в такие дни боятся ходить через лес, и настоятельница сетует полицмейстеру на засилье хищников.

К концу месяца уже не найти в городе дома, в котором не были бы вставлены вторые рамы, вынимаемые обычно летом. Ветры свирепствуют так сильно, что горожане, вспомнив о грядущей зиме, уже начинают засыпать между рамами опилки, накрывать их корпией или полотенцами. А чтобы стёкла не запотевали, тут же раскладывают берёзовые угли и ставят рюмочки с кислотой. Потом применяют замазку и бумажную ленту, смоченную клейстером. Тут главное – не перестараться. Ведь при сильных морозах стекло может и треснуть. Тепло горожане берегут, оттого и форточки делают крохотные. В домах простых обывателей нет ни штор, ни занавесок, вместо них – горшки с геранями и бальзаминами на подоконниках. Едва наступают сумерки, жители тотчас затворяют ставни, закрутив надёжно ключом болт. Другое дело – присутственные места или купеческие особняки. Там, за стенами, течёт другая, неведомая большинству ставропольцев жизнь.

Глафира уже заканчивала утеплять последнее окно, когда перед ней остановилась коляска.

– К нам гость, Пантелей Архипович, – сообщила горничная хозяину дома, уже продувшему сыну две партии в шахматы. Судя по плачевному расположению чёрных, он был близок к проигрышу и третьей.

– Кого там черти носят? – недовольно поморщился родитель, не поднимая головы.

– Их степенство господин Папасов самолично пожаловал.

Родитель подскочил, одёрнул куртку и шагнул в переднюю, как раз в тот момент, когда застучал механический звонок и залаял Гром.

– Глафира, проведи гостя к нам.

Когда прислуга вышла, Пантелей Архипович сказал:

– Партия прервана, но я согласен на ничью.

– Помилуйте, батюшка, но вам же грозит мат через три хода, – указывая на доску, возмутился Клим.

– А помнишь, чему я учил тебя в детстве, когда ты до одурения спорил с друзьями?

– Le plus sage – cede?[24]

– Вот-вот.

Сын пожал плечами и проронил с кислой миной: