Трудовые будни барышни-попаданки 5

Моя малая железная дорога, кстати, вовсю развлекала гостей. В ней были два важных новшества: вместо платформ с креслами полноценные вагончики с железными печками – опровергнуть разговоры, что зимой на чугунке пассажиры померзнут. И снегоочиститель на локомотиве – оспорить утверждение профессоров Института путей сообщения, что железная дорога будет функционировать до первого серьезного снегопада. Великие князья прокатились и пришли к выводу: железка надежна зимой, как и летом.

Когда взрослых гостей не спасали даже шубы, мы шли под крышу. А там после обеда новые забавы. Например, дартс и самострел с резиновыми присосками, стрельба по мишеням. Простенькое, детское занятие, но взрослые оценили, хотя и сочли ребячеством. Да-да, поребячились в свое удовольствие так, что дети нескоро дорвались до вожделенной забавы.

Еще большей популярностью пользовались настолки. Над ними пришлось потрудиться. Разработать толстую бумагу под игровое поле, сделать иллюстрации, изготовить кубики и фишки.

Художников искать не пришлось. За семь лет крупномасштабной помещичьей жизни мне удалось выявить не меньше двадцати талантов. Все молодые люди посещают рисовальные классы Академии художеств – самого человечного вуза империи, где можно упражняться юношеству всех сословий, даже крепостным. Как правило, такие художники стараются избавиться от неволи, но мои не спешат. Как тот кот из мультика про попугая: нас и здесь неплохо кормят!

Я вспомнила смешную фразу и сделала карандашом пометку в маленьком блокнотике, который всегда носила с собой. Сказка про заморскую птичку и нашенский скотный двор с котом отлично зайдет детям. Особенно если книжку снабдить большими цветными картинками. А под шумок в нее парочку незаметных, но нужных мыслей вставить можно. Не в виде явного морализаторства, как нынче принято в детской, да и любой другой литературе. А незаметно, тонко и мягко. Я уже убедилась, что такие заходы в сторону «расшатывания скреп» куда как лучше действуют. И на взрослых тоже.

Кстати, за эти годы от меня на волю ушли человек двадцать – тридцать крепостных. Учитывая, что за мной числилось пять тысяч душ, как говорят социологи, в пределах статистической погрешности. И это при том, что я никогда не требовала за вольную неподъемных денег. Еще и совет дельный старалась дать напоследок. И предупреждала: если беда какая, обращайтесь, одна голова хорошо, а две лучше. Наверное, благодаря этому все мои вольные до сих пор трудились хоть и отдельно от меня, но неподалеку. И никогда не брезговали моими заказами или поручениями.

Из тех, что остались, треть крепостных находилась на годовом оброке. То есть кондитеры, парикмахеры, работники на моих производствах, но по нынешним законам и обычаю я могла любого опять сделать дворовым, отправить на конюшню чистить денники, а если возропщут, то послать на конюшню в ином смысле слова.

Почему же не идут на волю? Народ сообразительный: станешь свободным – и будешь вместо строгой, но доброй, справедливой и, главное, терпеливой барыни иметь дело с городовыми и мелкими чиновниками. За которыми обругать, очистить карманы, а иной раз и высечь дело не станет. Ну а скажет кондитер: «Я человек Эммы Марковны» – и смотрит на него алчный канцелярист как волк на тигренка – вроде по зубам, а вдруг мамочка выскочит? Чинуши меня знали все и везде.