Не дразни меня

Выскользнув наружу, снова застываю на секунду, а затем медленно крадусь по коридору. Мимо закрытых темно-серых дверей и такого же цвета стен.

Остановившись у окна, какое-то время пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь в густых сумерках, а потом, стараясь не смотреть под ноги, спускаюсь на первый этаж.

Мне, как дизайнеру по образованию и призванию, в интерьере этого дома нравится все, кроме этой лестницы со стеклянными ступенями, как в ночном клубе. Ужасная пошлятина и неудобство.

В холле и гостиной пусто. Остается надеяться, что на кухне – тоже.

Мне везет. Пока никого нет, решаю поторопиться. Включаю чайник и, вынув из холодильника ветчину и масло, делаю бутерброд на скорую руку.

Торопливо жую, запивая обжигающим полость рта чаем и время от времени прислушиваюсь. От волнения и напряжения чудится всякое.

То звук щелкающего затвора, то низкие мужские голоса. Понимаю, что это нервы, игра моего воображения и итог длительной изоляции, но избавиться от гуляющего вдоль позвоночника озноба, не могу.

Запихиваю в себя еду. Довольная, что гордо смогу отказаться сегодня от ужина, ополаскиваю чашку и ворую из навесного шкафа шоколадную конфету.

Спрятав ее в заднем кармане джинсовых шорт, выскальзываю из кухни и, как пугливый кролик, замерев, снова прислушиваюсь.

А ведь мне не показалось.

Со стороны левого крыла дома действительно доносятся приглушенные мужские голоса.

Инстинктивно рванув к лестнице, торможу уже у первой ступени. Может, сегодня мне повезет? Может, получится поговорить с ним?

Разворачиваюсь и, заправив выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо, на цыпочках иду на голоса.

Сердце стучит часто, дробно, ударяя бешеным пульсом в барабанные перепонки и виски. Понимаю разумом, что поступаю опрометчиво, рискую, пренебрегая его же советом, но иду на поводу у своего упрямого нрава. Знаю, что если струшу, потом не прощу себя за это.

Сворачиваю в недлинный широкий коридор, дохожу до приоткрытой двери и, заглянув в комнату, застываю.

Он там. Он и незнакомый мне мужчина. Стоя ко мне спиной, Литовский смотрит в экран лежащего на столе планшета. Что на нем, мне не видно, но о чем они негромко переговариваются, я слышу.

– Если мы забираем эти два ангара, – указывает пальцем Лютый очевидно в схему, – то территорию вокруг надо будет подчистить.

– Справа склады Войтюшенко, – говорит его собеседник, – он через Монголию контрабандой санкционные автомобильные запчасти ввозит.

– Войтюшенко, говоришь? Толя?

Берет телефон со стола и кого-то набирает.

– Ян, у тебя же вроде есть выход на Войтюшенко? – слушает ответ и продолжает: – Можно два склада на железнодорожном тупике взять, но он там будет ненужным соседом.

Я, обмирая, зачем-то слушаю все это, не рискуя выдать свое присутствие. Вдоль позвоночника струится пот.

Однако в какой-то момент мужчина замирает и, резко обернувшись, замечает меня.

– Адам!..

Тот оглядывается и агрессивно скалится.

– Пошла отсюда!

Я вздрагиваю как от пощечины, но, мертвой хваткой вцепившись в дверной косяк, не двигаюсь с места. Окатывающие меня волны ярости прожигают кожу до костей. Смачиваю слюной пересохшее горло.