Слишком смышленый дурачок

Я застыл соляным столбом, глядя на приближающуюся смерть, и пошёл бы с русалкой в гости к водяному, но тут со стороны что-то оглушительно бахнуло. Русалку отбросило к борту. Следующий выстрел добавил на теле нежити жутких, не кровоточащих, а исходящих какой-то тёмной слизью ран и выбросил тварь обратно в реку.

– Беги! – крикнул Чухоня, который и спас меня от верной смерти.

Затем старый ушкуйник развернул свой дробовик в сторону ещё одного набухающего водяного горба и выстрелил туда. Его приказ вытряхнул меня из ступора, заставив сорваться с места, как кошака, которого тётушка застала за поеданием предназначенной для посетителей рыбы. Грузовой люк в трюм был закрыт тяжёлой металлической крышкой, так что в безопасное нутро корабля можно было попасть только через рубку. Слушая, как бахает дробовик Чухони, а ему вторит откуда-то справа стрельба кого-то ещё, я протиснулся в проход между бортом и рубкой. Внезапно впереди показался вышедший в этот же проход Осипка. В руках он сжимал такой же дробовик, как и у старого ушкуйника. Двоюродный брат тут же пальнул куда-то вниз за борт, затем резко повернулся, наставив оружие прямо мне в лицо. Причём, даже когда понял, кто именно подбежал к нему, ещё пару секунд не убирал дробовик, сверля меня почему-то злобным взглядом. Затем лицо кузена перекосилось в непонятной гримасе, и он заорал:

– Сзади!

Я рефлекторно развернулся и тут же почувствовал удар по затылку.

Провалившись в воспоминания, я, оказывается, зажмурился и вцепился в борт, как клещ. Когда наконец-то открыл глаза, то посмотрел на этот мир совсем по-другому. Чухоня уже не удивлял своей пугливостью, да и вообще к нему у меня не осталось никаких отрицательных чувств, лишь искренняя благодарность.

Теперь-то я, хоть и запоздало, полностью разделял с ватажниками напряжение прохождения через опасное место, как и облегчение, которое отразилось на лицах ушкуйников, когда мы всё же прошли разлив и двинулись по тесноватому руслу реки с необычным названием Бобрик. Правда, когда немного успокоился, неугомонные мысли начали нашёптывать, что Виринея могла специально устроить это представление, чтобы набить себе цену в глазах капитана. Как я понял с её слов, водяной не очень любит покидать своё логово в глубинах озера. Тогда зачем ему задерживаться в затоне, когда там уже нет ничего интересного?

Сгустившиеся сумерки не остановили капитана, и на носу зажглись два мощных прожектора. Дядька Захар явно решил уйти подальше от места, где уснул водяной, и я это решение полностью одобрял. Но, похоже, ночные путешествия по таким узким рекам не самое безопасное занятие, поэтому, когда мы добрались до места, где деревья не очень сильно нависали над водой, капитан приказал остановить машину.

К этому времени Чухоня уже успел приготовить очень поздний ужин, правда, делал это на скорую руку, и нам пришлось хлебать гороховый суп. Я его никогда не любил, потому что как раз такой чаще всего подавали в трактире тётушки. Соответственно, его остатками мы с кузенами в основном и питались. Причём я почти всегда в холодном виде. Мясо если и попадало на кухню, то выедалось посетителями подчистую. Так что поужинал я без особого энтузиазма, за пару секунд выхлебав обжигающее содержимое миски. Затем дважды сбегал на камбуз, в итоге чай с пряником мы поедали вместе с Гордеем. Я бы и ночевать остался в машинном отделении, но места там маловато, так что перебрался в трюм, где в проходе мы с Чухоней развесили свои гамаки. Капитан с племянником спали на откидных полках в рубке.