Рыжая. Я не продаюсь

– Это великолепно, феерично. Никогда подобного не видел. Это… Мы богаты!

– Заткнись, – маман залепила разбушевавшемся мэтру подзатыльник.

Блондин осёкся, но лишь на миг. Тему денег оставил, переключился на меня:

– А как, как вот это? – он попытался вильнуть бёдрами.

– Иос! – повысила голос маман.

– Да, простите.

Мэтр скорчил рожу, но кресло поднял и смирно сел, кажется, хотел ещё что-то спросить, но сдержался. Чую, вцепится в меня клещом, как только хозяйка отпустит. Ну-ну.

– Согласна с мэтром Иосом, никогда подобного не видела, – маман выбирала выражения гораздо аккуратнее и от восторгов перешла сразу к делу. – На публику повторить сможешь?

Я не колебалась ни секунды:

– Да, – от этого моя жизнь зависит. – Для выступления желательно сшить специальный костюм, – добавила я, но сразу спохватилась. – Вы это лучше меня знаете.

Маман кивнула:

– Помолчи минутку, я считаю.

Она подтянула к себе лист бумаги и принялась что-то чиркать, с головой погрузившись в работу. Минутка давно прошла, но маман продолжала считать. Я без возражений ждала. Пусть оценит со всех сторон, пусть осознает уникальность предложения, пусть прикинет предполагаемый доход… Тогда и поторгуемся. Я мысленно прикидывала, что потребовать и в чём потом уступить. Намертво я буду стоять лишь на одном: никаких клиентов – я не продаюсь.

Хозяйка закончила с подсчётами, хмыкнула:

– Дорогая, ты присаживайся. Беседа нам, похоже, предстоит долгая, но интересная.

Мэтру пришлось уступить мне кресло, а самому перебраться на подоконник. Неплохой знак, как и выделенное голосом «дорогая».

Маман сладко улыбнулась:

– Давай с самого начала? Расскажи, детка, где научилась так танцевать. Чувствуется школа.

Ха-ха. Прости, маман, тебя ждёт облом:

– Я издалека. Город Москва. Училась дома, – «дом» слово многозначное, так что я даже не лгу. – Училась, чтобы мужу танцевать.

– Хм…

Ищи-ищи. Если найдёшь зеркало в мой мир, я тебя за руку в студию отведу и даже проезд оплачу. Маман чиркнула в листе.

– Значит, ты готова выступать, – переспросила она.

– Я готова танцевать для зрителей. Телом я не торгую.

Маман качнула головой:

– Представляешь, как это будет? Господа придут ко мне и скажут: «Хотим ту очаровательную малышку». Отказы они не любят, да и не понимают.

Тю!

– Я одна, а господ много. Большинству вы откажете. Почему бы не всем?

Улыбка маман стала ещё слаще.

– Ты хочешь, чтобы я тебя защищала?

Не пройдёт финт ушами.

– Я хочу взаимовыгодного сотрудничества.

Мадам цыкнула и решительно хлопнула ладонью по столу:

– Договорились. Пока ты танцуешь свой уникальный танец, я защищаю тебя от клиентов. Слово даю – ни один не тронет. От уроков любви, – она кинула взгляд на мэтра, – освобождаю. Только если сама пожелаешь. Согласна?

– Уроки – только если я лично, будучи трезвой, у вас их попрошу, – внесла я уточнение.

– Принято, – кивнула маман. – Теперь давай обсуждать детали.

Если верить расхожей фразе, именно в них кроется дьявол.

Удивительно, но договорились мы довольно быстро. Маман не просто предлагала, но и подробно объясняла, что, как и почему. Например, в заведении абсолютно все девочки оплачивают свою одежду сами. Требовать, чтобы для меня сделали исключение? А чем аргументировать? К тому же, кто платит – тот и выбирает цвет, фасон. Единственно, маман оставляла за собой право запретить выходить в платье к клиентам, если она сочтёт его не соответствующим духу и классу заведения. Проживание – платно. Дёшево, если делить комнату с соседками, и в три раза дороже, если жить в одиночестве.