Семиозис

Она орала на него всю дорогу вниз, а когда мы пришли в переполненный темный погреб, я затушила факел и сделала еще одну попытку.

– Мне нужно было осмотреть крышу.

Я даже намека на неуважительность в своем голосе не допустила.

– Джулиан мог подняться сам и тебе пересказать, – проворчала она, опускаясь на скамью.

– Но не он ее проектировал. Он бы не знал, на что обращать внимание.

Она махнула тростью.

– Это было слишком опасно.

– Не тревожься, – пробормотал он.

Он был еще подростком, как и я, но бородка у него росла рыжая, как волосы. Он унаследовал это от матери, Паулы, а угловатое лицо – от отца, Октаво, а улыбка у него была такая широкая, что глаза щурились. Он похлопал меня по руке. Она возмущенно посмотрела на его руку.

И все равно я клянусь, что мне хотелось хорошо к ней относиться, и я подумала, что, может, она так злится потому, что ураган ее испугал. Она была модератором всего месяц, была избрана после смерти Паулы. Мне хотелось надеяться, что Вера окажется не хуже нее. Паула последний год была слишком больна, чтобы исполнять все обязанности модератора, и я надеялась, что Мир снова станет спокойным и организованным. Выживали мы год за годом, и выживание было главным, но красота полезна для души. В нескольких земных учебниках так говорилось, а Земля ведь не могла быть только плохой.

Моя мать, Венди Полстопы, сидела с Октаво. Его седые волосы и борода в тусклом свете масляных ламп казались яркими. Я направилась к ним зигзагами, потому что все двадцать восемь жителей домика и их имущество переполняли помещение: все их одежды, постели, инструменты, медицинское оборудование и роботы. Домов было еще три – и там, наверное, тоже были проблемы из-за такой сильной непогоды, и погреба были набиты людьми, но погреба-то были прочными. Все понимали, насколько это важно.

Мама улыбнулась мне так, словно я отправлялась пройтись и набрать дружественных плодов, и улыбка у нее была такой же широкой, как у Джулиана, но уголки ее рта проваливались в челюсти. Когда-то лицо у нее было гладким и полным, как у меня, – я видела снимки, – но она оказалась не приспособленной для нашей силы тяжести. Гравитация стянула вниз ее лицо, а ее груди, колени, руки – вся ее плоть – оплыли. По словам родителей, на Земле я была бы легкой как перышко.

– Проект был хороший, – сказала мама.

– Это было мое первое настоящее здание.

– Не твоя вина, – заметил Октаво, но при этом он на меня не смотрел.

Маме понадобилось пойти в центр даров, и я помогла ей встать и идти. Макушкой я доставала ей только до плеча: сила тяжести Мира сделала нас, детей, низенькими, сильными и быстрыми, как местные животные. Родители стали инвалидами после множества падений и тяжелых нагрузок, сколько бы медики ни обновляли им кости и суставы.

– Тут пока неплохо, – заявила она из центра даров, который здесь был просто большими ведрами, а не настоящим сортиром.

Пока они не завоняли, но мы застрянем в погребе дня на два, не имея возможности одарить дружественное растение, так что они будут полны. Она проковыляла наружу и снова оперлась на мое плечо.