Охота на Тигра 4. Дон Педро

Дети и сами заныли, заплакали, а следом и женщины принялись. Теперь стенания и плач были со всех сторон. Надо было это прекращать, а то ещё истерика начнётся, полезут в окна, спасаясь от этого кошмара, а там японцы с винтовками.

С винтовками?!

– Иван Ефимович, а не пострелять ли нам. Только со стопроцентной уверенностью в успехе. Патроны экономить надо.

Лейтенант выделил пару стрелков получше, и те взобрались на чердак. И выстрелили-то всего пару раз, как в ответ опять застрочил пулемёт, и захлопали одиночные выстрелы винтовок. Вой внутри вокзала мгновенно прекратился, все опять молча лежали, прикрывая собой детей. А китайцев стало почти не слышно. Вот и замечательно.

На этот раз стреляли чуть не час. Наверное, и зажигательными пулями тоже стреляли, так как характерный запах горящего фосфора чувствовался, но перед этим целый день лил дождь, да и здание было побелено известью с солью, чтобы предотвратить гниение, наверное, и против огня немного работало. Так что запах был, а огня пока не было. Напрягало солнце. Почти в зенит уже вскарабкалось и прилагало все усилия, чтобы вокзал высушить. Ну, правильно, японцы они сыны империи Восходящего Солнца, так что небесное светило за них.

Ухудшалась ситуация. И ведь ещё не факт, что японский офицер не запросил с ближайшего крупного города артиллерию. Долго ли её по железной дороге подвести. А в пустой уставшей голове, ни одной нормальной мысли, как выпутаться из создавшегося положения. Хоть выходи в самоубийственную атаку. Тогда, по крайней мере, в плен не попадёшь, и не будут «желтолицые черти» над тобой издеваться.

Видите ли, телеграф – это что-то вроде очень-очень длинной кошки: вы её дёргаете за хвост в Нью-Йорке, а её голова мяукает в Лос-Анджелесе, понимаете?

– Иван Яковлевич, вы ли это? – с пола рядом со вновь присевшим за печку Брехтом приподнялся человек в пенсне.

– Вот так встреча!

Иван Фёдорович Долгунов – пожилой, благообразный, худой как щепка интеллигент, с чеховской бородкой и пенсне. Кроме того что писателя, почившего изображал, ещё Иван Фёдорович служил на станции Маньчжурия на узле связи. Работал телеграфистом.

Обниматься не стали, лёжа или стоя на коленях обниматься не сильно удобно. Обменялись крепким рукопожатием. Если честно, то Брехт в целом совсем не долго руководил этой станцией железнодорожной и сойтись с сослуживцами не успел. К тому же, потеря семьи и последовавшие за этим события, сделали его и вовсе замкнутым человеком. А ещё целых три насыщенных событиями года прошло, увидел бы Долгунова где на улице, скажем, в Хабаровске или Владивостоке, так и не узнал бы, может. А вот в родных Пенатах сразу узнал и вспомнил.

– Ого, резко вы продвинулись по службе, – указал телеграфист на три полковничьих шпалы в петлицах.

– Судьба злодейка… Иван Фёдорович, а вы же телеграфист?!!!! – как прояснило.

– Есть такой факт в моей запутанной биографии.

– А здесь как оказались? – Брехт вопрос задал, а сам и не ждал ответа, так на автомате вырвалось, какая ему разница, как здесь оказался телеграфист, главное, что он есть, и японцы вряд ли прервали телеграфное сообщение.