Крест Марии

Разболелась голова. У меня в сумочке был анальгин. Там оставалось ещё две таблетки. Но я решила терпеть, сколько смогу. Непонятно, когда меня отсюда выпустят. Может, вообще – никогда. Поэтому таблетки нужно приберечь.

В общем, надо терпеть.

Я потёрла виски, помассировала «вдовий горбик» между шеей и спиной. Боль чуть отступила, но продолжала тянуть тупой болью, отдавая под правой лопаткой. Ладно, уже лучше. Надо будет периодически делать себе массаж. Сказывалось неудобное сидение на топчане. Но альтернатив не было.

Опять накатила паника. И я зарыдала. Вот так, без всякого явного повода, слёзы побежали по щекам, капая на грудь. Видимо, накопились напряжение, страх и тревожность, и вот сейчас всё вылилось в полноценную истерику. Я рыдала вслух. Я выла, плакала и скулила долго. Очень долго. Пока не погас свет. Необходимость дёргать за рычаг подтолкнула меня. А уже через мгновение я ковыляла на распухших ногах к заветному рычагу.

Дёрнула.

Свет и тепло возобновились.

У меня было немного времени, чтобы осмотреть помещение.

И я решила искать выход. Нечего предаваться унынию. Это не поможет. Будет только обезвоживание организма. И я умру.

А умирать не хотелось.

Тем более вот так, на холодном бетонном полу в странном бункере.

В общем, пришлось взять себя в руки. Я дважды глубоко-глубоко вздохнула и выдохнула. У нас в антикварном салоне как-то работала по приглашению Шраддха Пхат, искусствовед индийского происхождения, так вот она всегда говорила, что, если страшно или обидно, или любая другая сильная нехорошая эмоция – нужно глубоко-глубоко и медленно подышать.

Я подышала. Удивительно, но чуть помогло.

Надо будет по возвращении купить Шраддхе круассанов. Она их очень любит. В кондитерской Симона Роша всегда свежие круассаны, лично я люблю с ореховой начинкой и шоколадом.

При этой мысли желудок сильно потянуло от голода. Я поняла, что невыносимо хочу есть. Достала из сумочки бутерброд и зефир. Подумав, вернула зефир обратно. Он сильно сладкий, энергия мне, конечно же, нужна, но воды здесь не было. И я буду умирать от жажды. А ведь мне ещё нужно за рычаг дёргать.

Я устроилась на топчане. Решила, что не буду уподобляться зверям. Поэтому достала салфетку, аккуратно расстелила её на коленях, положила бутерброд. Немного посидела и чинно, степенно принялась есть, стараясь не уронить ни крошки.

Закончив, я ещё немного посидела, прислушиваясь к ощущениям. Сытой я не была, но, по-моему, французы говорят, что из-за стола нужно вставать немного голодными. Я была голодной, и не немного, но нет предела совершенству. Думаю, французы были бы мной довольны.

Во всяком случае мне нужно было самой себя утешить и доказать, что всё хорошо.

Утешила.

Доказала.

Теоретически.

Ну что ж поделать, я не могу сейчас сожрать сразу всё, а потом умирать от мучительного голода. Тем более проблема с водой никуда не исчезла.

Я зевнула.

Еда, пусть и скудная, заставила кровь прилить к желудку, потянуло в сон.

Но я боялась, что усну и опять станет темно и холодно.

Этого допустить никак нельзя!

Поэтому я потёрла себе уши. Раз. Другой. На третий раз я окончательно взбодрилась.