Велнесс

– Пятые у меня Rolling Stones в «Сильвердоуме», – говорит Брэд. – Они были бы выше в рейтинге, но в восемьдесят девятом «Роллинги» были уже не те, что раньше, да и в любом случае «Сильвердоум» тоскливый, как психбольница.

– Угу.

– Четвертые – Soul Asylum в «Метро» в июле, которые легко могли бы стать третьими или, может, даже вторыми, если бы не толпы яппи в баре, орущие Runaway Train, как будто больше ничего не знают.

Брэд продолжает свой долгий подъем по строчкам рейтинга, и для человека, утверждающего, что он любит музыку, он слишком многое в ней ненавидит. Певица продолжает петь о ненасытном мужчине, который больше не способен быть счастливым, Элизабет слушает текст и хихикает, и в этот момент Брэд прекращает нудно трещать, смотрит на нее немного обиженно – ему не нравится, когда над ним смеются, – и спрашивает:

– Что тебя так развеселило?

– Эта песня о тебе, – говорит Элизабет.

– Правда? – переспрашивает он и наконец-то с искренним интересом вслушивается в то, что женщина полупоет-полуговорит своим темным монотонным тембром:

• Как вьюнок, ты тянешься выше
• Но всех денег в мире тебе будет мало

У Брэда растерянный вид, но Элизабет наплевать. Эта песня как будто написана специально для нее – песня, посвященная той жадности, от которой она всю жизнь пытается сбежать.

Тут дверь открывается, внутрь врывается холодный воздух, и входят три человека, одетые так эксцентрично, что могут быть только участниками той самой звездной группы. Элизабет сразу же выделяет вокалиста: на нем солнечные очки из толстого пластика и нежно-голубая рубашка с рюшками из семидесятых – демонстративно немодная, что, конечно, и делает ее по-настоящему модной – с продуманно расстегнутыми четырьмя пуговицами. Молодые люди входят в бар с такой развязностью, что толпа инстинктивно расступается.

– Они пришли! – говорит Брэд. – Это они!

Женщина на сцене заканчивает петь, пожимает плечами, как бы извиняясь, и говорит: «Кажется, это все» – под жиденькие вежливые аплодисменты. Элизабет смотрит, как она укладывает в чехол свою гитару и вместе с Джеком, который все это время ее фотографировал, направляется к выходу. Певица, ее небольшая свита и Джек – все они явно намылились на какую-то крутую вечеринку.

Элизабет следит глазами за Джеком, пока Брэд продолжает втолковывать, почему ей так повезло оказаться здесь сегодня с ним и познакомиться с этой группой; она кивает, но продолжает смотреть на фотографа с полудетским лицом, и как раз в тот момент, когда Джек проходит мимо музыкантов, он смотрит сначала на них, потом мимо них, на столик в дальнем углу, за которым сидят обычные посетители, и его взгляд останавливается на Элизабет. Она видит, что он видит ее, потому что теперь она без шарфа и шапки, ощущает трепет узнавания, когда он улыбается и машет рукой, и сама тоже улыбается и машет рукой, а Брэд озадаченно смотрит на нее, и от облегчения у нее чуть ноги не подкашиваются.

И что же делает Джек? Он проходит мимо группы, подходит прямо к Элизабет, не замечая клевых музыкантов и сдувшегося Брэда, протягивает руку и впервые обращается к ней.