Семь часов до конца света
– Везёт, ага, – цедит она сквозь зубы.
Предчувствие у неё… странное.
Они спускаются с холма. Бьянка обрисовывает ситуацию остальным.
– Похоже на сказку, – усмехается Элегантэ.
– Всегда бы так, – поддерживает Эсторнудо.
– Но не расслабляемся, ребзя, а ну как замануха! – хмыкает Мадэсто.
– Погнали рысью, – командует Бьянка, – Прислугу не трогать. Остальных валим. Исабэль моя.
Все всё поняли. Никто не возражает.
Распахнутые настежь ворота они проходят спокойно. До самого́ дома ещё около пятидесяти метров. Сейчас и Бьянка видит на террасе три тела: одно спит, уронив голову на стол, второе храпит, откинувшись на спинку ротангового кресла, третье пускает слюни под столом. Она сигналит своим: не стрелять, подходим ближе. Первой заступает на террасу. Грюньон с Дивертидо следом. Мадэсто и Элегантэ обходят дом справа, Дормильон и Эсторнудо слева. Тот, что спит мордой в стол, внезапно подымает голову. Осоловевший взгляд пытается сфокусироваться на новоприбы́вших:
– А вы ещё кто, блять, такие? – при этом рука вопрошающего тянется за пистолетом в наплечной кобуре. Бьянкина Беретта прерывает его неловкий манёвр, проделывая аккуратную дырочку между глаз. От звука выстрела, всхрапнув, очухивается второй – тот, который в кресле. Прежде чем он успевает хоть что-то сообразить, его успокаивает Винторез Симпле. Из-под стола раздаётся мычание третьего, но АК Грюньона не даёт ему эволюционировать до членораздельной речи.
– Дорогие гости, прошу в дом, – дурашливо раскланивается Дивертидо и вперёд всех шмыгает за дверь, уже внутри выдавая изумлённое:
– Хрена себе, картина маслом!
«И действительно, – мысленно соглашается с ним Бьянка, едва войдя в помещение, – картина, сука, маслом!»
– А-а-а, это ты!
Донна Исабэль сидит на широкой лестнице, что ведёт на второй этаж, вытянув сломанную правую ногу. Все видят обломок кости, торчащий из голени. Её белое вечернее платье изорвано и перепачкано кровью. Она поправляет эти ошмётки в попытке хоть как-то прикрыться. На месте левого глаза у неё засохший кровавый сгусток, через который от надбровной дуги до нижней челюсти идёт глубокий кровоточащий надрез.
– Последних двоих я всё-таки достала, – Исабэль с гордостью кивает на два тела на полу, – Знаешь, детка, оказывается, осознание скорой смерти – охуительный афродизиак! Да-а-а! И все эти псы, которые годами ели с моей руки, послушно выполняли команды; дрожали, если я повышала голос; вдруг ужас как захотели трахнуть собственную хозяйку.
Гримаса отвращения передёргивает бледное лицо. Она отворачивается, так что Бьянка видит только её не изуродованный профиль. Она всё ещё безумно красива, эта сука Исабэль. Даже сейчас.
Из-за лестницы появляются зашедшие с чёрного хода Эсторнудо и Дормильон.
– Всё чисто, – объявляет Эсторнудо, – Чо тут у вас?
Замечает Исабэль, мгновение присматривается и осеняет себя крестным знамением:
– Святая Дева Мария, защити и помилуй!
Со второго этажа спускаются Мадэсто и Элегантэ.
– Похоже в доме больше никого нет, – объявляет Мадэсто.
– Живых, – уточняет Элегантэ, заметив два трупа и осторожно обходя Исабэль. Бросает на неё быстрый взгляд, заметно вздрагивает, но, ничего не говоря, проходит мимо. Встаёт за плечом Бьянки.