Запретное влечение
Я всегда восхищалась его строгими чертами лица и тем, как он умело сочетал деловой стиль с легкой небрежностью. Сегодня он был одет в серый классический костюм и светлую рубашку; наличие галстука говорило о том, что у него запланированы важные переговоры или встреча.
Папа нахмурился, заметив мой взгляд на его сером галстуке в тон костюма.
– Да… что-то не ладится сегодня, – хмуро произнес он и перевел взгляд мне за спину, его лицо стало еще мрачнее.
Я удивленно обернулась назад и увидела тетю Аню. Мама Наты, миниатюрная блондинка с живыми горящими глазами и добрым нравом, сегодня выглядела бледной и грустной. Она родила Нату в восемнадцать и была для дочери больше подругой, чем матерью. К мне она относилась с особой теплотой и любовью, часто прикрывая наши с Натой проделки перед бабушкой и отцом.
– Тетя Аня, вы заболели? – с тревогой спросила я, внимательно изучая её лицо. Я заметила, как её губы дрогнули в слабой улыбке, но в глазах всё равно читалась глубокая тревога, словно за ними скрывалось что-то большее, чем просто усталость.
– Нет, дорогая, со мной всё в порядке, – ответила она, не поднимая взгляда от своих рук. – Завтрак уже готов, я сообщу Раисе Амировне, – её голос звучал взвинчено и неубедительно, как будто каждое слово было произнесено с усилием.
– Хорошо, спасибо большое, – произнесла я с искренней благодарностью, и мой взгляд вновь вернулся к отцу. Он по-прежнему изо всех сил пытался завязать галстук. В этот момент я заметила, как он украдкой бросил взгляд на тётю Аню, и между ними проскользнула какая-то невидимая напряженность. Она избегает его взгляда. Внезапно осенило меня.
Женщина быстро пересекла гостиную и стала подниматься по лестнице, её шаги были полны решимости, но в то же время в них чувствовалась некая растерянность. Я смотрела ей вслед, не понимая, что происходит. Почему они с папой так странно себя ведут?
– Ты что, отчитал её за что-то? – озвучила я свои предположения, надеясь на прояснение ситуации. Папа сжал челюсть, его лицо стало каменным, он дернул галстук и стянул его с шеи, бросив на комод с явным раздражением.
– Когда это я отчитывал персонал? – прорычал он грозно.
Я услышала, как тетя Аня оступилась на лестнице, но затем ускорила шаги и исчезла из виду на втором этаже. Мне стало неловко от того, что женщина могла услышать наш разговор. Я всегда считала Нату и тётю Аню частью нашей семьи. Они появились в нашем доме, когда мне было восемь лет и обе стали мне дороги. Папа всегда относился к ним с уважением и учтивостью. Не многие согласились бы взять на работу женщину с ребенком, но папа тогда проявил человечность: он понимал положение тёти Ани, которая искала не только работу, но и крышу над головой. Так они стали жить с нами.
Отец никогда не повышал голос на тех, кто работал в нашем доме; для этого была бабушка. Если кто-то и высказывал недовольство, то это была она.
– Пап, зачем ты так? Разве она персонал? – не унималась я, следуя за ним в столовую. Мы сели за накрытый стол, и я взялась наливать в его чашку чай.