Наследники. Любовь под запретом

Я «в сердцах» поклялась им, что не буду приезжать на каникулы и не позволю навещать меня. Крикнула даже, что вычеркнула их из своей жизни. Ну ты знаешь, какой я иногда бываю невозможной.

Георг тщательно проверил списки учащихся в Вышке. Он выяснил, что никто из студентов нас в лицо не знает. Все же мы большую часть своей недолгой жизни провели в пансионе. Ни я, ни ты за год после его окончания так и не выбрались в свет. Я из–за того, что была наказана родителями за связь с братьями Ларотт, а ты… Ну ты сама знаешь причины, не позволившие тебе наслаждаться балами и встречами с подругами. До сих пор грущу о безвременной кончине твоей матери.

Я знаю, что у тебя сейчас должно болеть над верхней губой. Но еще до прибытия в Вышку все успокоится. Теперь, когда на твоем лице появится точно такая же родинка, как у меня, мы будем почти не различимы. Это на тот случай, если у ректора имеются портреты его подопечных. Забыла спросить у мамы, отправляла она мое изображение вместе с личными документами или нет. Но можешь не переживать, я никогда не получаюсь хорошо. Художники не способны нормально передать ни цвет глаз, ни оттенок волос, ни величину носа.

Кстати, мысль о том, что мы похожи, и ты можешь заменить меня в Академии, пришла как раз в тот день, когда ты навестила меня в последний раз. Спасибо тетушкам и любимой бабушке за их болтливые языки.

Я знаю, что наш обман рано или поздно откроется, но я уже буду замужем за Георгом. Постараюсь сразу понести дитя, чтобы нас невозможно было разлучить. Как моим родителям, так и его. Я верю, что ты тоже найдешь в Академии свою судьбу. Полюбившему тебя человеку будет все равно, Анна ты или Аннабель.

Ну вроде все сказала. Надеюсь ты не посрамишь мое имя. Будь счастлива, подруга!

Любящая тебя, Бель.

P.S. Прошу после прочтения письмо сжечь. О том, что мы провернули такое невозможное дело никто не должен знать».

Я перечитала письмо дважды, прежде чем выполнить просьбу подруги. Я не сердилась на нее. Она нашла выход из сложного положения, в которое я попала.

Дорога до Академии была долгой, и у меня нашлось время предаться воспоминаниям. Как удивительно все сложилось!

Мои приключения начались с письма опекуна, на конверте которого было выведено имя ненавистного мне человека. И я не удержалась, чтобы не вскрыть его.

Я случайно наткнулась на письмо, оставленное отчимом на подносе и еще не отданное посыльному. Я бы прошла мимо, так как никогда не интересовалась чужой перепиской, но адресатом значился барон Пьер Монгуль. Я замерла. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, цапнула письмо и кинулась в чулан. В нашем огромном особняке было много свободных гостевых комнат, но я выбрала то место, куда слуги заглядывали реже всего.

Чулан давно стал моим тайным убежищем – еще со времен болезни и безвременной кончины матери. За узким проходом среди поломанной мебели и сваленных в кучу пыльных ковров, прятался небольшой уголок, где я чувствовала себя свободной. Даже собственная спальня не была таковой. Я не могла хранить там вещи, до которых кто-нибудь не дотрагивался бы по долгу службы или из интереса.