Девочка Рустама

– Язык высунь.

– Что?

Дьявол хмурится. Мрачнеет. Нетерпеливо хватает за щеки, распахивая губы.

Я заторможено их облизываю, а он открытым ртом дышит – быстро, нетерпеливо.

Я же сказала, что на все пойду. Делаю, как он велит.

Горячего языка тут же касается дуло пистолета. Мысленно прощаюсь с жизнью, чего время терять?

– Оближи… – хрипло, с надрывом.

Глаза его совсем чернеют. Света не видят.

Ноздри впитывают запах металла, пота и смерти. На губах остается запах гари. Я делаю движение языком, но тут же громко сглатываю застрявшую от страха слюну. И отшатываюсь. Его жесткие пальцы сминают мои губы, вытирая грязную смазку.

Психопат. Ненормальный.

Только сейчас понимаю, что я вишу. Ноги не касаются пола – незнакомец с черными глазами держит меня своими ручищами. Как тростинку. И глазами не моргает.

– Привет, Полина… Красивая ты.

Он опускает меня. Чувствую ногами пол. В моих глазах загорается надежда, но его ухмылка лишает даже ее.

Басманов жестко жестикулирует пистолетом, который секунду назад заставлял меня облизывать.

Дьявол что-то говорит. Но не мне. Я вещь в его руках. Товар.

Меня можно схватить за шею. Крутить голову, осматривать. Душить, чтобы добиться слез и согласия абсолютно на все.

– Планы не строй. Ты мою сестру испортил, смертник. Я возьму кровь твоей сестры.

Стою на носочках. Ниже Басманов не отпускает, за шею держит. Карина в плену мордоворотов совсем притихла. Брат не ее любимого убивает, а со мной забавляется. Но я ее не виню. Они любили друг друга.

Вот и долюбились. Доигрались.

Максим ей серенады пел. Восточная девушка, говорил. Красивая. Недоступная.

У них что-то было? Поэтому брат Карины здесь?

Дьявол вновь поворачивается ко мне. Оглушает пристальным взглядом.

– Кровь за кровь, Полина. Согласна?

Слова, внушающие ужас. Страх отражается в моих глазах, а губы Басманова вновь растягиваются в пугающей улыбке. Он отпускает мою шею, позволяя глотнуть кислорода. Над ключицей наверняка останутся следы. От звериной хватки.

Его руки опускаются ниже. Накрывает своими ручищами грудь. Пробует. Живот трогает, талию. Я деревенею с каждого прикосновения.

– Ей всего девятнадцать… – хрипит брат.

На это мордоворот придавил его ногой. К полу. Вырвал новый крик родного мне человека.

– Моей сестре тоже девятнадцать было, – голос дьявола придавливал и подчинял.

Брат захрипел со страшной силой. Я вжалась в стену, когда Басманов просунул колено между моих ног и раздвинул их.

– Пожалуйста. Я все сделаю. Только не трогайте…

Безумный лепет. Бесполезный. Я упираюсь ладонями в его грудь, но железо не так просто сдвинуть с места.

– Не трогать? А что тогда с тобой делать?

Его руки опустились на бедра, покрытые пижамой. Большие руки, тяжелые. Они впились, оставляя следы на бледной коже. Я планировала лечь спать и жить обычной жизнью…

Черные глаза его смотрят прямо в душу. Улавливают каждую влажную дорожку слез. Касаются соленых губ.

– Ради тебя оставлю его в живых. Одна не будешь, Полина.

Я сдавленно вскрикиваю, когда он сжимает бедро. Оставляет на мне свои отметины.

– Фигура – песочные часы. Сладость, Полина. Беру.