После него

Сейчас мне не нужны никакие предварительные ласки и подготовка. Сейчас мне нужно, чтобы Тимур взял меня прямо здесь. Растянул под себя, трахнул как следует, не дав ни единой мысли задержаться в голове.

Даже мысли о том, как позорни я по нему скучала, изо всех сил отгоняя это чувство, не признаваясь в нем даже самой себе. И как меня захлестывает желание и радость от того, что его руки прикасаются ко мне, от того, как резко и часто он дышит, от того, как его взгляд пронзает меня насквозь.

Я распахиваю его рубашку, обрывая с нее парочку пуговиц, со стоном провожу острыми ногтями по заросшей темными зарослями груди, еле удерживаясь от того, чтобы вонзить их в его горячую кожу, пор-р-рвать ее на кровавые полосы, впиться клыками в свежее дымящееся мясо.

Во мне клокочет безумие, я сама это понимаю, но не хочу ничего с ним делать. Прикусываю нижнюю губу Тимура до крови – и получаю в ответ такой же животный горловой рык.

Бокал с шампанским летит в сторону, с еле слышным звоном разбиваясь о палубу.

Вторая рука получает свободу – чтобы мять мою грудь под шелестящей тканью. Искать твердый сосок, выкручивать его до боли.

Я вскрикиваю и разукрашиваю его грудь десятью красными полосами.

В ответ Тимур резко задирает мое платье прямо до пояса, и уже два пальца врываются внутрь меня. Закусываю губу и пережидаю острую волну горячей дрожи, пробежавшей по всему телу.

Но мне мало его пальцев! Мое тело жаждет невыносимой наполненности, которую дает только его член. Поэтому нетерпеливыми пальцами расстегиваю его ширинку и со вздохом облегчения обхватываю упругий ствол ладонью.

Это странное чувство – будто именно такого движения, такого ощущения пульсирующей в руке горячей плоти и не хватало мне для счастья. По телу растекается тепло и спокойствие, в вены впрыскивается супердоза окситоцина.

– Трахни меня, – выдыхаю я, глядя прямо в темные, еще темнее окружающей ночи его глаза. – Трахни меня как свою…

Не договариваю, потому что Тимур запечатывает мне рот голодным хищным поцелуем. Член в моей руке становится каменно-твердым, и его хочется сжать изо всех сил, чтобы проверить, испытать эту твердость.

Пока мой язык сражается с языком Тимура в яростной битве, отвоевывая свою территорию и захватывая его, он достает презерватив и убирает мою руку, чтобы раскатать его по стволу.

Не могу не думать о том, что у уборщиков с утра будет та еще картина – осколки бокала и упаковки от презерватива.

Надеюсь, тут нет камер!

Но эта мысль проскакивает слишком быстро, чтобы испортить мне настрой.

Потому что Тимур уже полностью готов, он подхватывает меня двумя руками, вжимает спиной во что-то твердое позади – и нанизывает на себя. Голой кожей спины я чувствую холодную гладкость стали, но внутри – внутри так горячо, словно меня заполняет жидкая лава.

Я обнимаю Тимура за шею, висну на нем, ахаю ему прямо на ухо и, в тот момент, когда он входит до конца, впиваюсь в его шею ртом, чтобы заглушить громкий стон.

Он приподнимает меня и опускает обратно, заставляя вновь и вновь растягиваться для него как я и мечтала. Медленно, хоть я и мокрая – но я все еще не привыкла к настолько… объемному органу внутри себя.