Ванька-взводный
– Кругом! – скомандовала она себе, – Шагом марш! Возвращайтесь, живым. – раздельно сказала она и вышла, впустив в комнату клубы пара и снега.
Лучше бы она о Наташе и не напоминала! Испортила все настроение. Впрочем… Иван помылся под холодной водой, убрал все со стола, в том числе, и возле кровати, так как девушка не забыла об изделиях № 2. Подобрал несколько заколок, оказавшихся на полу. Выяснилось, что и постельное белье придется сменить, но это были уже мелочи. Недовольство на Галину куда-то ушло. Встряску он получил отменную! Эх, Зоинька-Заинька! Ну ты и дура! Раньше он так о ней не думал. Усталость взяла свое, и проснулся он только тогда, когда в его дверь вновь постучали. Посыльный из штаба передал, что борт из Москвы вылетел, скоро сядет и через три часа пойдет обратно. Глянув на часы, лейтенант понял, что успеет на еще одну перевязку, пообедает, и, может быть, успеет попрощаться с девчонками. Со всеми, не только с Галей или Наташей. Он обратил внимание на то, что первой в мыслях теперь стояло другое имя.
– Разрешите, товарищ капитан? – спросил он разрешения, открыв дверь в перевязочную и увидев там Евдокимова.
– Да, проходите! Старшина Уланова! – позвал он Наташу. Та вошла из другой двери, на ходу надевая резиновые перчатки. Взяла ножницы и подошла к Ивану.
– Добрый день, товарищ лейтенант. Садитесь и руку поднимите, пожалуйста.
Она обошла стул, на который сел Иван, срезала узелок и начала быстро сматывать бинт. Бинты не выбрасывали, их стирали, сушили, стерилизовали паром и проглаживали на вальках, сматывали и вновь стерилизовали паром. И так до тех пор, пока бинт мог выполнять свои функции. Перевязочного материала требовалось очень много и его берегли. Подошел военврач, потрогал пальцами рану со стороны спины, выходное отверстие.
– Не передумали насчет продления отпуска?
– Нет, товарищ капитан, борт уже сел, через два часа вылетаю.
– И куда?
– Истринское направление.
Врач не ответил ничего, прошел к столу, что-то черканул в документах. Хмыкнул, произнес что-то вроде: «И сразу к черту на рога!».
– Я вас выписал. Счастливого пути. Постарайтесь в течение двух недель на левом плече ничего не носить. – капитан встал и вышел.
– До моего возвращения не входить! – громко скомандовал он в коридоре. Иван почувствовал, что ему обхватили голову и крепко прижались к нему. Раздались хлюпающие звуки. Наташа плакала. Но его попытку встать и развернуться парировала:
– Сидите, ранбольной! Я еще не закончила! – И еще несколько раз шмыгнула носом. Обвела повязку вокруг шеи, закрепила ее и разорвала бинт, чтобы его завязать. – Мы ночью четыре эшелона с ранеными из-под Истры разгрузили. Это я не по Вам реву, товарищ лейтенант. По вам плакать еще рано.
– Да, несколько преждевременно.
– Одевайтесь, я закончила.
– Язык твой – враг твой, Наталья.
– Я знаю! Вот только возвращаться не надо! Ваша бригада получила распоряжение перебазироваться под Москву. А с ранеными не приезжай. Ты мне живым нужен, Ванечка. – и она вся потянулась к нему. Они еще несколько минут целовались, оба возбудились и не могли оторваться друг от друга. И пока не раздалось покашливание главврача, они так и стояли возле перевязочного стола.