Бестужев. Служба Государевой Безопасности 2
В Костино мы прибыли уже к вечеру. Ясное дело, что заниматься нами начнут завтра с утра, но Надежда Сергеевна попросила зайти к ней в кабинет. Первым делом она схватила мою правую руку и уставилась на индикаторный браслет. Её брови сделали попытку спрятаться в идеально уложенной причёске, когда она увидела литеру “А” возле нуля. Потом внимательно посмотрела мне в глаза, словно хотела увидеть какое-то объяснение.
– Ладно, потом расскажете, – пролепетала она и вернулась за стол, собираясь с мыслями, с чего начать. – Можете идти, курсант Бестужев. Утром после завтрака все придете сюда, будем заниматься.
Утром на пороге лабораторного комплекса нас встречал сам господин председатель комиссии Старновский Георгий Александрович. Видимо докторша доложила ему о наших достижениях, и он решил поприветствовать целеустремлённых студентов лично.
– Поздравляю вас, господа курсанты! – учёный лично пожал руку каждому из нас. – Таких прытких на моей памяти у нас ещё не было. Для студентов второго курса это, мягко говоря, потрясающий результат. Я доложил ректору Академии, что вы у нас немного задержитесь, он нисколько не возражал. А теперь идёмте в аппаратную, мне уже не терпится, если честно.
Мы проследовали за учёным до лифта и спустились в секретную лабораторию, где нас распределили по кабинетам, в которых были расположены похожие на барокамеру капсулы. С этим устройством я уже знаком, поэтому молча разделся и залез внутрь. Крышка закрылась и перед глазами появился экран, вроде бы всё как в прошлый раз.
Вот только ощущения от процедуры были намного острее. Самые крутые американские горки на моей памяти казались поездкой на трёхколёсном велосипеде вдоль комнаты по сравнению с тем водоворотом, в который меня затянуло.
К моменту, когда всё закончилось, я потерял счёт времени и был полностью дезориентирован. Вылезти из капсулы мне помогали младшие научные сотрудники, буквально волоча моё ватное тело до каталки, на которой увезли в помещение, больше напоминавшее больничную палату. Белые стены, белый потолок, белые шторы на окнах, в которые робко пытались пролезть солнечные лучи сквозь не до конца закрытые жалюзи. Всё это водило хороводы перед моими глазами, усиливая слабость и тошноту.
Что же со мной произошло в этой капсуле? Я знал, что меня будет штормить после процедуры, но моё тело должно было обрести новую силу, а я чувствовал себя овощем. Эдакий запечённый в духовке баклажан. Только пальцами мог пошевелить, а поднять руку и почесать нос был уже не в силах. Вот так всегда бывает, когда не можешь нос почесать, он зудит особенно назойливо. Такая фигня была в прошлой жизни, когда помылся на операцию и тебе уже нельзя касаться стерильными руками своего лица. Если сильно приспичит, можно стыбзить какой-нибудь зажим со стола и почесать зудящую тварь.
Со всей этой суетой я совсем забыл про книжицу, которую подарил мне Войно-Ясенецкий, а ведь я кое-что успел там прочитать. А ещё та самая бесценная лекция всплыла в памяти. Я закрыл глаза, чтобы не видеть белый хоровод и сосредоточился на потоках жизненных энергий. Странные, непонятные, смутные ощущения, которые я никак не мог упорядочить и взять под контроль. И какого хрена я не практиковал это хотя бы перед сном, раз другого времени у меня не находилось?